До берега рукой подать, а волны затеяли с ним жестокую игру, словно в насмешку показывали близкое спасение и бурлили, не уставая твердить: «Не отпустим! Ты наш!»
Льюис снова стал грести. Очередная волна подхватила его на свой гребень, протянула вперед, и мужчина взмыл на ней, словно птица. Но впереди были камни берега. Совсем не красивая галька пляжей, а огромные уродливые глыбы, скользкие и холодные.
Волна обрушилась на берег, и Гейл снова заработал руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь, чтобы остаться на месте и не позволить себя утянуть назад в пучину. Снова и снова он цеплялся за камни, но море, будто страшный зверь, который еще не наигрался вдоволь со своей жертвой перед тем, как поглотить ее, раздавить, уничтожить, вцепилось в ноги, стараясь вернуть игрушку. Он игнорировал острую боль в правой ноге — от удара о камни там что-то разорвалось, противно хрустнуло, и мужчина уже не ощущал свою конечность, но при этом, не переставая, боролся.
А затем море схлынуло, и Советник остался лежать среди камней. Встать не было сил, но он понимал, что очередная волна сможет утащить его в море.
«Чертово болото!» — мысленно выругался и пополз, пробираясь меж камнями, напоминая себе неуклюжую ящерицу, если такие только встречались на этой земле.
Ногу прострелило болью, напомнив мужчине, что не все ладно, но он, не останавливаясь, продолжал двигаться вперед. За спиной шумели волны, очередная окатила до головы, уцепилась, словно руками, за ноги и ожесточенно потянула за собой, назад, но Гейл не сдался. Вцепился пальцами в камни, удержался на месте, а когда море схлынуло, стал пробираться дальше, вперед, туда, где темным провалом в скале темнела какая-то пещера или грот.
Он почти не чувствовал холода и боли до той самой поры, пока не оказался в относительной безопасности. Упустившее жертву море, словно живой монстр, бесновалось у входа в пещеру. Жадно тянуло руки-волны и плевалось пеной, осознавая, что жертва ушла. Сейчас в глазах Льюиса, с трудом избежавшего смерти, водная стихия действительно была чудовищем, жутким и беспощадным.
Громадные волны бились у входа в пещеру, разбивались, проникая внутрь. Мужчина лежал в воде, но хотя бы не было вездесущего дождя и ветра, с раскатами молнии и криками грома, на которые он не обращал внимания, пока боролся за жизнь. Сейчас он видел эти вспышки и ужасался размерам волн, что неслись к берегу под свист ветра и ужасающие раскаты.
Очередная вспышка осветила вход в пещеру, и Льюис увидел, что среди камней, прибитые волнами, застряли части его несчастной лодки. Как они оказались здесь, он не совсем понимал, да и не хотел сейчас думать об этом.
Главное, что выжил. Не ушел на дно, кормить рыб, но та, что высматривала его на берегу под дождем и ветром, вряд ли знает об этом. Скорее всего, сейчас она думает, будто он погиб. Что могла увидеть его Мей, только разбивающуюся о скалы лодку и его тело, выброшенное за борт, а после поглощенное волнами, идущее на дно камнем?
«Буря уляжется, и я выберусь!» — сказал он себе.
Тело мелко подрагивало от холода, а правая нога была бесчувственна, будто бревно. Гейл изловчился и потянулся к ней, провел рукой и взглянул на ладонь, догадываясь заранее, что увидит.
Вспышка молнии на долю секунды позволила человеку рассмотреть пятно крови на мокрой ладони.
Советник выругался.
— Так не пойдет! — произнес сквозь сжатые губы и стал поспешно стягивать с себя одежду.
Ее можно было только разве что выжимать, никакого тепла она не давала, но и без нее было необычайно холодно, будто сейчас стояло не лето, а середина зимы. А потом мужчина понял, отчего так мерзнет. Он потерял слишком много крови и если сейчас не остановит ее, то к утру умрет в этой пещере, и Мей вместе с Джейн, наденут черные платья.
— А Мей совсем не идет черное! — пошутил он вслух и стянул рубашку.
С ногой провозился больше, чем думал. Несколько минут только обматывал рану, не решившись ощупать ее в темноте. Нога то и дело простреливала болью, зло и остро. Пришлось стиснуть зубы и стараться не сильно мычать. Льюис позволил себе эти неприличные джентльмену и просто мужчине звуки, благо, рядом не было ни одной дамы, чтобы укорить его за отсутствие выдержки.
Просто завязал на ране рубашку и затянул потуже, а после натянул назад мокрую одежду на голое тело, отчего сперва стало еще холоднее.
Гейл отполз дальше в темноту в поисках относительно сухого места. Сидеть задом в луже было выше его сил, и пока еще мог двигаться, стоило это сделать. А когда оказался возле темной стены, прижался к ней спиной и закрыл глаза, скрестив руки на груди и поджав к себе здоровую ногу.
У входа в пещеру продолжало бушевать море, но теперь Льюису оно было не опасно. Замерзшее тело постепенно согрелось, но не настолько, чтобы не подрагивать, и он понимал, что это просто обманчивое ощущение, а когда потянуло на дрему, сопротивляться не стал. Ходить он не мог, любое движение теперь отдавалось болью в изувеченной ноге, и мужчина попросту расслабился, предавшись своим мыслям о том, как уже завтра вернется к своим женщинам и сможет снова обнять свою Мей, хотя уже заранее знал, как она испугается, увидев его в таком виде.
Как именно станет выбираться, пока не думал. Не было сил и возможности оценить, куда его занесли волны. И, засыпая, он видел только силуэт девушки, стоявшей на тропе недалеко от берега, где продолжали с остервенением налетать на берег волны, чтобы, разбиваясь, с воем и шуршанием, уйти прочь.
Все, что происходило с ним дальше, он почти не помнил, до того самого момента, пока не увидел лицо матери, склонившееся над ним, но даже и тогда, в самый первый миг, ему почудилось, будто это обрывок сна, вырванный сознанием. Но Джейн Льюис казалась такой живой, и в ее глазах, наряду со счастьем, он читал страх и ужас, только не совсем понимал, что они означают.
Только позже он понял, насколько мать неважно выглядит. Ее лицо было осунувшимся, но во мраке пещеры это, конечно же, не было заметно. Он увидел только, когда она вытащила его на берег и осмотрела с головы до ног, задержав взгляд на поврежденной ноге. Затем подняла глаза и посмотрела на сына.
— Я уже думала, что потеряла тебя! — произнесла она.
Гейл улыбнулся, и тут же понял, что его губы сухие и покрыты мелкими трещинками. Он едва смог поднять руку, чтобы прикоснуться к своему лицу, слишком горячему и сухому, со спутанными прядями волос, облепившими кожу. Стало понятно, что в таком состоянии он находился не один день. Скорее всего, он промаялся с лихорадкой в этом гроте, послужившем ему спасением и едва не ставшим природным склепом. Если бы мать не нашла его... если бы он не пришел в себя, разбуженный звуком ее голоса. Слишком много «если бы».
— Сколько дней ты искала меня? — спросил он еле слышно.
— Я уже отчаялась! — ответила она, не давая точного ответа.
— Сколько? — попросил он с нажимом. Удалось с трудом, и мужчине показалось, что его голос почти прежний, а мадам услышала лишь тихий хрип с невнятными словами.
