Льюис держался. Джейн видела, как ему тяжело, но мужчина не подавал виду и скрывал свою боль, лишь изредка морщился, стоило ему пошевелить ногой.
— Скоро приедет Нортон! — в один из вечеров сказала ему мать.
— Он не должен узнать, что я здесь! — ответил Советник, и Джейн вздрогнула.
— Что ты предлагаешь? — спросила она, почти догадываясь, какой услышит ответ.
— Мой план слишком неидеален, но я не вижу иного! — признался сын. Сейчас он сидел на кровати с подушками, заботливо подложенными под спину. Раненая нога подпухла и выглядела ужасно, но ни мать, ни сын этого не замечали, или просто делали вид, что не замечают.
— Говори! — попросила Джейн и приготовилась слушать.
— Когда приплывет Нортон, ты спустишься вниз, и сама сядешь в лодку, — сказал Гейл.
— Но... — попыталась было возразить мадам, и тут же затихла, встретившись взглядом с черным взором Советника.
— Ты вернешься назад и после отправишь слугу в порт, чтобы нанять судно.
Брови миссис Льюис приподнялись.
— Это плохой план! — возразила она. — А что, если за мной будут следить, что если...
— А вас есть другой, мадам? — он усмехнулся и Джейн вздохнула.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы прислать корабль! — сказала она.
— Вот это моя дорогая матушка! — улыбнулся Гейл, а Джейн, глядя в лицо сына, отметила бледность кожи и тусклый взор.
— Он не должен знать обо мне, иначе Мей отдадут другому! — сказал Советник.
Мадам печально улыбнулась.
— Тебе так дорога эта девочка? — спросила тихо, но ей стоило лишь посмотреть ему в глаза, чтобы понять ответ. Иногда для этого не надо слов.
Все последующие дни он пролежал на кровати, давая несчастной ноге зажить. Но при этом понимал, насколько это смешно. С такой раной ему срочно необходим был лекарь, и сильный, который смог бы воздействовать на рану магическим способом, заставив кости срастись правильно, а рваные ткани затянутся. Но уплыть с острова не было никакой возможности. Единственная лодка сейчас лежала грудой обломков на берегу, разбитая в шторм о скалы. Спрятавшись от мира магии на клочке этого безмагического пространства, он сам поймал себя в ловушку. И себя, и мать. Насмешка судьбы или просто его просчет. Гейл понимал, что скорее второе. Он недооценил Нортона, хотя должен был сделать это. Льюис понимал, каким именно способом его отец нашел это место. Догадался, пока лежал на своей постели, изучая потолок и стены.
«Магия крови!» — и ни что иное, понял мужчина.
Двигаться он почти не мог, а потому оставалось только лежать или сидеть, обложившись подушками, как кисейная барышня, и думать.
Иногда ему снились странные сны. Гейл не совсем понимал, что они означают, но видеть даже таким образом Мей, пусть и не настоящую, а нарисованную его воображением, было приятно, хотя, первые сны его страшили. Ему снилась девушка изможденная, больная. Будто какой-то недуг мучил ее тело. Гейл объяснял себе это все рассказом матери, не преминувшей упомянуть о лихорадке леди Грэхем после той страшной ночи. Но постепенно сны менялись, и его Мей выздоравливала.
А затем наступил тот день, когда вдалеке на горизонте сверкнул белый парус, и миссис Льюис поспешила проститься с сыном.
Гейл не стал прятаться в скалах за домом, понимая, что если Нортон решит обыскать крошечный островок, ему все равно не укрыться. Разве что в гроте, но вряд ли он после сможет самостоятельно выбраться из опасного убежища. И потому было решено сделать так, как и планировалось с самого начала.
Джейн долго не хотела уходить. Корабль приближался и в распахнутое окно, вместе с шумом прибоя и ярким солнцем, уронившим желтое пятно на деревянный пол, Гейл видел и то, что крошечная точка судна приближается так же неумолимо, как его час расставания с мадам.
— Как я тебя оставлю! — проговорила она, опускаясь рядом.
— Это же ненадолго! — запротестовал Гейл. — Вы отправитесь с Нортоном домой, после снарядите корабль за мной и постарайтесь передать Мей любым способом, что я жив.
Джейн закивала, но при этом не сделала и шага от постели любимого сына.
— А что, если Эдгар... — начала она и осеклась.
Сын пристально посмотрел на нее, а затем, превозмогая боль, потянулся и обнял. Джейн почти утонула в его руках и только теперь, неожиданно для себя, поняла, что ее мальчик вырос. Какими огромными были его ладони, обнимавшие ее спину, какой сильной грудь. В ее памяти до этого момента он все равно был забавным мальчуганом с саблей, оседлавшим деревянную лошадку. Такой красивый, такой родной.
— Вам пора, матушка! — Гейл разжал объятия, и Джейн выскользнула из его рук, встала и улыбнулась.
— Я все сделаю! — произнесла она, а про себя давно уже решила, что сделает все возможное, чтобы ни один человек Нортона не поднялся по этой тропе.
Но все оказалось проще. Ей совсем не пришлось обманывать, объяснять или уговаривать моряков, приплывших за женщиной на лодке. Ей помогли перебраться на шлюпку, и они отчалили от каменистого берега, оставляя позади островок с одиноким домом, стоявшим над пропастью.
Она не позволила себе проявить эмоции, хотя ее сердце болело. Оставлять беспомощного сына одного она не хотела, но не могла поступить иначе.
Встреча с Нортоном прошла почти официально и крайне сухо, и только оказавшись в каюте, отгородившись от мира тонкой дверью, она села на край койки и закрыла лицо руками, позволив себе заплакать. Так не хотелось делать это при сыне. Для него Джейн всегда оставалась сильной и мужественной. Но здесь, скрытая от чужих глаз, она тихо зарыдала, чувствуя, как соленые горячие слезы катятся по щекам… и их невозможно остановить. А корабль снялся с якоря и, набирая ход, поплыл прочь от острова, оставляя позади ее сердце.
А Гейл остался один, впервые осознав свою почти полную беспомощность. Ему, человеку, привыкшему с легкостью справляться с проблемами своими силами, сейчас было тяжело. Льюису предстояло ждать прихода корабля и спасения, но, зная Второго Министра, он не сильно на это рассчитывал. Хорошо, хоть мать удалось отправить с острова, а что ему делать дальше?
«Если план А не получится, придется приступать к плану В!» — сказал себе Советник, при этом надеясь, что все же ему не придется осуществлять задуманное. Слишком опасным был его запасной план. Но когда по истечении нескольких дней он понял, что более ждать нечего, Гейл решился.
Обложив многострадальную ногу досками, специально припасенными после отъезда матери — для этого материала ему пришлось разобрать одну из скамей на кухне, куда мужчина добирался почти час, волоча за собой ногу и сцепив зубы. Уже на кухне, упав на стул, он отдышался и приступил к работе. Почти два часа потратил на то, чтобы обложить ногу этими самыми досками и обвязать полосками ткани. Затем решился встать на ноги и тотчас пожалел о таком решении. Ногу прострелило острой болью, и Гейл охнул, уцепившись пальцами за край стола, но затем, сцепив зубы, разжал пальцы и сделал шаг.
