– Не знаешь. Я знаю, что не знаешь. Но знаю также ещё, что можешь узнать, что можешь очень-очень сильно постараться, чтобы узнать. Ведь если ты не сможешь, то кое-кто очень расстроится, кое-кому будет плохо, с кое-кем вы просто больше не увидитесь.
– Я прошу вас, не впутывайте в это Лену. Я и так весь в вашем распоряжении. Куда мне деваться? Отпустите её. Я готов сотрудничать, всё сделать, она здесь совершенно не причём. Это я встретил Вику, это я попросил её о помощи. Лены вообще и близко не было. Она абсолютно случайно в это во всё попала. Я умоляю вас. Вы говорили о любви, о своих эмоциях. У вас есть чувства, вы способны переживать. Поймите. Лена абсолютно чистое создание, она ни в чём не виновата и она не должна быть наказана.
– Очень трогательная речь. И никто не будет наказан. Всё просто вернётся на круги своя. Сейчас очень многое зависит от тебя. Ставки высоки. Как только всё закончится, вы оба будете свободны, никаких проблем. У меня ни к тебе, ни, тем более, к твоей горячо любимой сестре нет претензий. Так что давай, думай, как нам отыскать Вику, что ты скажешь ей по телефону, чтобы она вылезла из своего логова.
– У меня есть её номер, но она не отвечает. Она написала, что ей нужно уехать и, чтобы мы уезжали. Больше ничего.
– Сейчас посиди, подумай, что и как ты ей скажешь, когда она ответит. Или что ты ей напишешь, чтобы она ответила. А потом уговори её на встречу в каком-нибудь тихом месте, в квартире или ещё где. Ну или хотя бы продержи её на линии, чтоб мы успели звонок отследить. Подумай, посиди пока.
Он встаёт из-за стола и уходит, Дольский идёт за ним. Два амбала остаются меня караулить. Я в полном оцепенении достаю и прикуриваю предпоследнюю сигарету.
Глава 67
Все люди бредят. Все люди бредят своими мыслями, знаниями, своими нотами и своими октавами. Все придумывают свой уникальный мир, формируют своё «мироброжение». Чем сильнее человек, тем искреннее он верит в то, что он придумал. Любая парадигма индивидуальна, красноречива и оправдана, а парадигма авторская, с таким авторским знаком, ещё и заслужена. Заслужена не обязательно чем-то хорошим или плохим, а тем, что она сформулирована во что-то конкретное, во что-то, под чем можно поставить свою подпись. Всё это условно, любая фигня, льющаяся в уши, будь то сказанное где-то, показанное где-то, услышанное или прочитанное. Для внятного правдивого итога всё должно отфильтровываться здравым смыслом и нескончаемой межсознательной верой, работающими слаженно. Иначе нельзя. Иначе чья-то более обоснованная, продуманная, скооперированная и осмысленная парадигма подчинит твою, неокрепшую, неуверенную и юную, себе. В свою власть, в свои мысли, в свои поступки. Истина, и вправду, располагается где-то посередине. Настоящая истина. В любом деле. В любом жизненном обстоятельстве. В каждом событии. От простого к сложному. Фигня в том, что, реально, она, эта истина, посередине. И от этого не уйти, от этого только бросания то влево, то вправо, то вперёд, то назад. Из крайности в крайность.
Сегодня отец Сержа рассказал мне о своей парадигме, о своём понимании. А я сижу и боюсь его. Боюсь даже больше не за себя, а за Лену, хотя за себя, несомненно, тоже. Боюсь за свою парадигму, хотя её уже нет. Её лёгкая беззаботная прелесть исчезла в этом круговороте, как исчезает всё бестелесное и неосязаемое, сотканное из манящего тепла. Я знаю, теперь уже наверняка, что как-бы всё ни произошло, прежним уже ничего не будет. Все те, кто ещё не сформировался и не обзавёлся чем-то железобетонным в своих суждениях, будут поставлены перед фактом того, что есть. Должны будут или формировать новое, или безутешно вспоминать старое. Лучше, конечно, новая радость, чем уныние о прошлом. Но, к сожалению, время не только лечит, но и калечит ещё. Весь багаж не помещается. Оно, может и к лучшему. Но всегда же в оставленном лишнем чемодане остаётся пара главных и любимых маек, на которых написана по-настоящему правдивая вера в твои идеалы, вера в тебя, в тебя той бесконечно открытой чистоты.
Я сидел, слушал и не запоминал того, что происходит вокруг. Весь шкафообразный гарнитур занимался своим делом. Они о чём-то перешучивались плоско и нелепо, видимо, в них тоже где-то бродили чувства, только они их не могли выразить. Отец Сержа куда-то ушёл, Дольский тоже. Они решали какие-то вопросы, что-то придумывали. Я боялся той мысли, что они придумывали что-то уже без моего участия. Что-то, что было бы после того, как у меня не получится «принести им пользу». Что-то без меня и Лены. У меня не было уверенности в том, что даже если у меня получится связаться с Викой, договориться о встрече, то меня и Лену отпустят. Как сказал отец Сержа, идёт война. А, значит, все средства хороши, значит, что я – не более чем разменный материал в этой их игре, и самое страшное, что и Лена тоже.
Одна сигарета в моей пачке. Ни одной идеи в моей голове. Странно, руки больше не дрожат. Ничего не происходит. Животного страха нет. Что это? Смирение? Принятие? Отказ от борьбы? Нокаут от безысходности? Бесталанный, бездарный пофигизм?
– Я готов, давайте телефон, – вдруг произношу я.
– Что? Чего ты там? – шкафообразный несколько даже смущён, что я с ним заговорил, пока никого нет.
– Ничего, – говорю, – зови начальников.
– Спокойно сиди, не рыпайся, – он выглядывает куда-то в дверной проём, видимо, пытаясь позвать своего, чтобы по цепочке передать мои слова.
– Здесь я сижу. Иди уже скажи. Никуда я не денусь, – смотрю на него.
Охранник сдвигается с места, вытягивается, перемещая корпус и голову, но оставляя ноги в зоне моей видимости и, наверное, своего контроля. Через минуту входят Дольский и отец Сержа.
Глава 68
– Я очень рад, что мы так быстро поняли друг друга, – отец Сержа садится на свой стул, – Володя, дай ему телефон.
Дольский протягивает мне трубку.
– Смотри не глупи, – предостерегает меня он.
Я нахожу номер Вики и нажимаю кнопку вызова. Длинные гудки. Долго. Гудки. Слышу, как бьётся моё сердце. Ничего. Снова набираю номер. То же самое. Я смотрю то на Дольского, то на отца Сержа, они – на меня.
– Ничего, – говорю я, – попробую ещё.
Та же история.
– Да, не получается легко и просто, – отец Сержа закидывает ногу на ногу, – ну ничего, время у нас есть, подождём немного. Пиши смс.
Я набираю: «Вика, это Костя, очень нужно с тобой поговорить. Перезвони, как увидишь пропущенные вызовы. Это важно».
Ждём в полной тишине. Такое чувство опять, что время застыло. Минута, вторая, десятая. Я сжимаю трубку в своих руках, смотрю на неё, но ничего не происходит. Отец Сержа начинает прохаживаться по комнате, Дольский о чём-то тихо перешёптывается с одним из охранников.
«Трр», – внезапно вибрирует телефон. Он стоит на беззвучном режиме, так что никто кроме меня этого не замечает. Смс: «Костя! Падай на пол и прячься!» Я аккуратно и быстро смотрю по сторонам, стараясь не делать резких движений, не понимая, что происходит. Ещё смс: «БЫСТРО!!! СЕЙЧАС!!!». Я бросаюсь на пол. Отец Сержа ошарашенно смотрит на меня, Дольский бросается к нему.
