– А как узнали про подвал? – удивился Соболев. – Огонь… Он же как вода, только еще хуже: уничтожает все следы и место преступления в придачу.
– Подвал в пожаре не пострадал, – пояснил Велесов, подцепляя одну из бумажек и протягивая ее Соболеву. – Там опера обнаружили вот такую картину.
Соболев взял бумажку и всмотрелся в черно-белую распечатку фотографии с места преступления. Распечатка была не лучшего качества, но в груди все равно заворочалось что-то холодное и колючее. На изображении была отчетливо видна начерченная на полу пентаграмма, чем-то похожая на те, с которыми они имели дело в последнее время. Следы от огня и осыпавшийся пепел давали понять, что пять тел лежали вокруг пентаграммы, образуя пятиугольник, а еще одно – по центру. Там и сгорели.
– Твою ж мать, – пробормотал Соболев. – Это все началось еще там и тогда…
– Да. И кто-то достаточно влиятельный решил замять эту историю.
Соболев посмотрел на Велесова исподлобья.
– У тебя есть предположение, кто это мог быть?
– Согласно протоколу, журнал учета гостей – да, в Озерки цифровой документооборот пока не добрался, – сгорел в пожаре, список постояльцев восстанавливали со слов спасшейся сотрудницы гостиницы. Но на самом деле она вынесла его, когда спасалась сама. Машинально, просто схватила то, что лежало под рукой. У Майорова сохранился снимок разворота со списком постояльцев.
Велесов протянул Соболеву еще одну распечатку, следя за выражением его лица.
– Посмотри последнее имя.
Еще не сфокусировав взгляд на буквах, Соболев уже знал, какое имя там увидит.
Федоров Владислав Сергеевич. Заехал около полудня. Вместе с Надеждой Пироговой.
– Я проверил: гостиница сгорела в тот же день…
– Когда Федоров попал в свою аварию, – мрачно закончил за следователя Соболев. – Значит, он все-таки был там…
– А ты, значит, тоже проверял, причастен ли он к тем событиям? – догадался Велесов.
– Он очень удивился, когда узнал, что у Татьяны Гусаровой была сестра, но откуда-то знал, как она погибла. Сослался на свои пророческие рисунки, но…
– Ты не очень-то веришь в предсказания, – хмыкнул Велесов.
– Но это не Федоров замял то дело, – проигнорировав последнее замечание, заявил Соболев. – Он тогда впал в кому, потом его парализовало. И он вообще ничего не помнит о том, что случилось тогда. Он даже к гипнологу обращался, пытаясь вспомнить, но ничего не вышло.
– Это мог сделать его брат или отец, – предположил Велесов. – Кто-то из них мог решить замять историю, когда его имя всплыло. Или они оба. Вопрос в том, почему? Могли ли они по какой-то причине предположить, что он убил тех людей?
– Да вряд ли… – не слишком уверенно пробормотал Соболев. – Скорее, просто не хотели, чтобы его имя ассоциировалось с кровавой бойней или он попал под подозрение. Это плохо для бизнеса.
– Может быть, – согласился Велесов. – Но, согласись, тот факт, что Владислав Федоров присутствовал на месте первого преступления, заставляет по-новому взглянуть на его переезд в Шелково, после которого здесь началась целая серия убийств. И снова пентаграммы. И сестра Пироговой переезжает сюда же… И как я понимаю, Федоров был с ней знаком, так? А теперь она мертва, как и сама Пирогова. Все это очень похоже на повторение истории…
– Да, я понимаю, как это выглядит, – согласился Соболев мрачно. – Я уже тоже думал об этом, когда увидел в его аптечке нитразепам… Нет, подожди! – осадил он встрепенувшегося следователя. – Дай договорить. Да, Федоров переехал сюда чуть ли не в день первого убийства. Да, он каждый раз оказывается втянут в происходящее. Рисует свои пророческие картинки, лезет везде. Да, у него есть нитразепам, у него было что-то вроде отношений с Гусаровой, а с ее сестрой он, как выяснилось, приехал на место массовой резни незадолго до ее начала. Его алиби на ночь убийства Рязановой весьма хлипкое, потому что сестра ночью спала, возможно, очень крепко, если он напоил ее чаем со снотворным. И, наверное, имея сообщника, не так уж сложно приезжать на места преступления без штатного водителя и убивать практически бессознательных жертв. Все так. Но есть вещи, которые совершенно не вяжутся с версией «Федоров – убийца».
– И какие же? – заинтересованно уточнил Велесов.
– Во-первых, если на самом деле он помнит, что произошло в день его аварии, то зачем ему гипнолог? Если не помнит, но все равно убивает, зачем давать кому-то доступ к своему подсознанию именно здесь, в Шелково? Он ведь мог проговориться во время сеанса! Во-вторых, он был одним из первых, кто пытался убедить меня в том, что убийства по мотивам легенд связаны между собой. А сам понимаешь: чем раньше дела объединяются, тем раньше начинают ловить маньяка, тем сложнее ему работать. Зачем ему были эти проблемы? Зачем он позвал меня на встречу с Гусаровой, чтобы я следил за ее реакцией на его вопросы? Он же мне сам и велел обратить на нее внимание, еще когда убийство на кладбище произошло. Ну и смерть Гусаровой: ее определенно убил кто-то зрячий. Ткачева видела его. Видела, как он схватил Гусарову, перерезал ей горло и бросил в колодец. Судя по описаниям, действовал он уверенно. Не на ощупь. Она бы заметила, будь это так, она с Федоровым каждый день общается!
– А он точно слепой? – без особой надежды поинтересовался Велесов. – Выглядит здоровым…
– А ты думаешь, можно три года притворяться слепым так, что ни врачи, ни родные не заметят? – парировал Соболев.
Велесов задумался, помрачнев. Соболев его, в принципе, понимал: очень многое сходилось на Федорове, он был почти идеальным подозреваемым. Даже тот факт, что неизвестный в балахоне убил Гусарову и спас этим Юлю, говорил не в его пользу. А сама Юля не видела неизвестного и Федорова одновременно. Тот мог уйти, спрятать где-то балахон и вернуться на поляну уже как друг. Но зачем он позвал Соболева, если собирался разыграть такой спектакль? Эти постоянные «но» путались под ногами. Соболев отчасти радовался им: ему не хотелось верить в то, что Федоров – убийца. Но в то же время ему очень хотелось остановить маньяка, а других подозреваемых у них не было.
– Притворяться, наверное, нельзя, – согласился Велесов после долгого молчания. – Но есть одно состояние, при котором человек может иногда быть слепым, а иногда – зрячим. Особенно если физически глаза у него на месте. Это же состояние может объяснить и остальные нестыковки в его поведении. Теоретически – даже фокус с рисунками.
– Это что за состояние такое волшебное? – засомневался Соболев.
– Ты знаком с термином «расщепление личности»?
Соболев настороженно промолчал.
– У Федорова это может быть следствием травмы, если в той гостинице он был всего лишь случайным свидетелем. А может быть, травма в его жизни произошла гораздо раньше, породив вторую личность – маньяка-убийцу. Вторая личность может до сих пор быть зрячей…
– Ты ври, но не завирайся!
