Дима с «коллегами» устраивали «продажные офисы».
Тот, где в данный момент находилась я, располагался в самом сердце спального района на Постышева. Над танцзалом, в котором мы с девчонками все лето разучивали шоу, чтобы его ни разу не станцевать.
Сидя у низкого столика, на отапливаемом полу, я занималась таким же бесполезным трудом: подписывала новенькие, остро пахшие типографской краской, книги. «С благодарностью фирме «Восточный экспресс»! С наилучшими пожеланиями, Елена Ровинская». В пятницу книги пришли в Хабаровск из типографии, а в субботу утром Дима забрал меня из дому и отвез в свой «продажный» офис. Выдал несколько маркеров и пару коробок книг.
Конечно, он мог поступить, как поступали в хоккейном клубе, – когда за расписывание футболок в подарок фэнам, садились те, кто оказывался поблизости: уборщицы, точильщики коньков, охранники и пресс-аташе.
Но Дима так просто решить проблему не мог.
Димино честное сердце нервно подрагивало при одной лишь мысли! Подделывать чей-то автограф! Господи, да ни в жизнь!.. Это же не брюлики в Корею контрабандой возить, в обход налоговых деклараций. Это же не девками торговать, прикрывая торговлю пушками. Всему есть предел! Дима знал, когда подвести черту. Так он мне и сказал. Потом велел:
– Собирайся!
Он взял сразу тысячу экземпляров, вместо изначально оговоренных пятиста, – пятую часть всего тиража. И вот уже целую вечность, я сидела в большой теплой комнате, где когда-то давно, в другой жизни, плясать училась. Сидела, скрючившись, как в корейской чуфалке и подписывала книги.
Время шло, гора на столе росла, но книг в коробках не убывало. Похоже, они там сами себя клонировали. Время давно перевалило за полдень, сгущались сумерки… Контуры маркера навечно впечатались в пальцы. Морщась, я то и дело массировала руку. Сидеть на перед низким столом было так неудобно…
Я больше не была благодарна Диме. Я его ненавидела. И чем сильнее я пыталась подавить неприязнь, тем хуже у меня выходило. В итоге, мне стало казаться, он специально так много книг взял. Чтобы поиздеваться. Логики в этом не было. Лишь слепая уверенность в том, что все, что он делает, якобы для меня, в конечном счете, выходит мне боком.
За дверью слышались голоса.
В дверь офиса то и дело звонили, и я догадывалась, что сегодня будет просмотр. В этом мне виделось особо изощренное издевательство: ведь он же знает, КАК я хочу обратно. Знает и только поэтому не выпускает меня…
Я провела рукой по лицу. Рука, казалось, пропиталась его парфюмом: помогая мне выбраться из кабины высоченного джипа, Дима взял меня за талию и мне пришлось опереться на его плечи. Первые мужские плечи за последние два с половиной года. Широкие и крепкие. Я вздохнула, вспоминая сей волнительный миг. И тот, когда он взял меня за талию так же крепко и еще крепче уложил на диван…
Ненависть снова пошла на убыль. Вот бы он сделал это сейчас… Взглянув на часы, я поднялась и стала собирать подписанные книги в коробку.
В коридоре уже гудело и щебетало. Я высунулась по пояс, чтобы позвать секретаршу, которая как раз бежала к дверям. Но… она распахнула дверь и извиваясь всем телом, взвизгнула радостно:
– Дмитрий Сергеевич!
И Кан улыбнулся ей.
Кан! Ей! Улыбнулся!!! Даже лицо не треснуло. Моя челюсть выпала и разбилась об пол.
Стало грустно и как-то гадко внутри. Быть может, Шеф был прав? Все дело не в нем, во мне! Он только со мной такой. Застывший, как труп в морозильной камере.
«Он всем улыбается, – сказал в голове чей-то голос. Манерный и пафосный. Это была Леночка, мелькнувшая как-то в Южной Корее. – Работа у него такая».
Тогда я ей не поверила, теперь сама наблюдала. Кан улыбался. Всем. Тепло и сердечно. Он так на своей свадьбе невесте не улыбался! Решив, что перенюхала типографской краски, я незаметно ущипнула себя. Сердечный Кан не исчез. Стал еще сердечнее.
– Ой, мамочки! – прошептала маленькая блондинка рядом и отчего-то вцепилась мне в руку. – Какой он красивый, правда?
«Как жопа сивый!» – ревниво подумала я. Но вслух сказала:
– Да, просто пиздец, какой!..
Дима, все еще улыбаясь глазами, повернулся на голос блондиночки и… заметил меня. Это было нетрудно. Я была на голову выше всех остальных. Сердечность смыло волной. Его лицо затвердело, вытянулось, застыло.
– Ты все? – спросил он вежливо и очень официально.
Я молча посмотрела в холодные акульи глаза.
– Только половину.
– Ладно, иди эээ… Толян! – крикнул он в открытую дверь, так и не решив, куда мне идти. – Зайди-ка сюда!
Он как-то странно держал себя. Словно пытался кого-то собой закрыть. Я тут же насторожилась. Чуть отклонилась в корпусе. За Диминым широким плечом торчал какой-то смутно-знакомый «ежик» и низкий лоб. Я отклонилась еще сильнее, как Нео от пуль, и чуть не свалилась на пол.
– Женя!
«Не станем портить твои диваны!»
Женя тоже выглянул из-за Димы и посмотрел на меня.
Равнодушно и холодно, как на стену. Словно борец сумо перед боем: полный, свирепый и напряженный. С блаженной улыбкой дурочки, я помахала ему рукой. Мой маленький корейский пупсик-убийца. Кан чуть ли инеем не подернулся, пытаясь меня презрением заморозить.
– Ну, я! – я смущенно взбила прическу. Мои волосы еще не до конца отмылись от красной краски и были светло-оранжевыми. – Жена твоя. Лина!
Кореец прищурился, потом его лицо расплылось в широкой улыбке. Хлопнув себя по пузу через пальто, он громко расхохотался.
– Жена! Худая – ноу толстая! – кулаком он саданул Диму в предплечье и подмигнул ему. – Жена помню? Проблемная? Хочу – не хочу. Я ноу понимать!
Любовь снова вспыхнула ярким пламенем. Вспомнились обещания постоянно отсутствовать и избегать супружеского секса, Сеул, его дорогие костюмы… Меня перемкнуло.
– Хочу, хочу! – извиваясь, как Димина секретарша, я подскочила к Жене и сама себя поместила в кольцо его коротеньких рук. Женя прижал меня к груди и без напряжения поднял в воздух. Я здорово похудела, что уж там говорить. Девки таращились на меня, как на цирковую артистку. От Кана волнами исходила тьма.
– Слезь с него, – приказал он сухо и чуть ли не за шиворот меня оттащил. – Что за театр?!
– Он – хванасо, – пожаловалась я Жене. Злой.
– Дима? – искренне удивился тот. – Ноу злой! Дима – гуд!
Я только головой покачала.
– Он мне сказать: «Убью!»
Дима показал зубы. Мне. В гримасе, призванной срочно изобразить улыбку. Улыбка вспыхнула и трансформировалась в оскал. Толкнув плечом дверь, через которую я только что вышла, Дима втолкнул меня внутрь, – спасибо, хоть не ногой, – пропустил Женю и запер дверь.
