– Это уже ниже пояса! – сообщила я.
Макс посмотрел на меня, как на умственно-отсталую.
– Завтра восьмое марта.
– Я в курсе! – сказала я. – Чего ты хотел? Я с Ирой в «Шанхай» еду.
Он сел на диван, не сводя с меня напряженного взгляда. Я все еще стояла в дверях. Колени дрожали и подгибались. Мне было почти физически плохо от ревности, зависти и ощущения того, что Ирка права. Я слишком много о себе возомнила.
– Так и будешь там стоять? – спросил Кроткий, игнорируя информацию.
Я еще раз обвела выразительным взглядом комнату, стол, вазу с фруктами, накрытые полотенцем фужеры. Выдохнула, так и не сумев отыскать подходящих слов.
– Ты же не хочешь, чтоб твоя девушка нашла мои волосы.
Макс рассмеялся; колюче и зло. Как гвоздем по стеклу постучал.
– Это не для девушки, а для мамы. Ко мне приедет святая женщина, которая пожертвовала ради меня всем и теперь хочет всю мою кровь, до капли, – он оборвал себя резко и уперся в лоб ладонью. – Тебе когда-нибудь хотелось напиться и застрелить свою мать?
Я облегченно выдохнула.
Уханье крови в висках замедлилось и вскоре затихло. Захотелось сесть на диван, притянуть к себе его голову и прошептать на ухо, что он – не один такой. А потом ответить на его поцелуй, отвлечь, утешить… Если бы я не знала Кроткого, то так и сделала бы.
Призвав на помощь всю силу воли, я осталась стоять.
Молча.
Его взгляд стал мрачнее. Макс выдвинул вперед подбородок. Потер его, погрузившись на миг в какие-то свои размышления.
– Тот негр, которого Скотт убил. Он тебя изнасиловал?
Я в изумлении уставилась на него. Он что, серьезно рассчитывает, что я призналась бы, будь это правдой? Братку?
– Нет! Если бы эта образина ко мне притронулась, я покончила бы с собой!..
Взгляд Макс похолодел еще на несколько градусов. Поймав себя на мысли, что он и сам-то не слишком белый, я прикусила язык.
– К чему этот разговор?
Макс хмуро посмотрел на меня, но объяснений не выдал.
– Тогда за что он убил его? Скотт.
– Я не знаю. Я вообще не знала, что он убил его. Что он в тюрьме…
– Ты в этом замешана?
– Нет. Мы это обсуждали еще тогда. Помнишь? Я думала, он просто бросил меня.
– Уверена?
– Какое тебе, вообще, до этого дело?! Вы с Каном в кружок вступили? «Убийцы против убийц»?
– Ни я, ни Кан никогда не убивали людей просто так, за цвет кожи.
– Ах, просто так?!! Показать тебе цвет кожи? – я подлетела к нему и задрала рукав, показав уродливый широкий шрам на запястье. – Видишь это? Когда он выковыривал меня из машины, браслетка часов так сильно впилась, что срезала кусок кожи. Здоровенный двухметровый жирный чувак! Таксист даже не пытался вмешиваться и я его не виню. Вокруг стояла толпа и никто не вмешивался, потому что когда негр мочит русскую, это нормально. И только Скотт не поленился остановиться и мне помочь. Чужой, незнакомой, девке. И, блядь, мне плевать, даже если он расист и вообще ку-клукс-клановец! Плевать, даже если он помог мне только для того, чтобы отпиздить негра! Он спас меня, ясно? Он. Меня. Спас!
Макс молча смотрел на меня. Его лицо ничего не выражало. Он был одновременно здесь и не здесь. Словно моя история разбудила в нем что-то, чего он не хотел со мной обсуждать.
– Не знаю, к чему ты это сейчас поднял, но мне плевать на твои проблемы с самоприятием. Мужчина, которого я любила сидит в тюрьме! За то, что он спас меня! А я даже помочь ему ничем не могу. Какого хрена ты меня мучаешь?!
Он не ответил. Я развернулась, чтобы уйти; он дрогнул. Буркнул чуть слышно себе под нос:
– Мою мать изнасиловали в молодости.
Я обернулась и уставилась на него, широко раскрыв рот. Такого я точно не ожидала. Макс ухмыльнулся мне. Широко и нагло. Но в его глазах застыло что-то еще… Я не успела понять, что именно, как он продолжал:
– Она была на распределении в области; после института. Возвращалась домой. Из лесочка вышли трое солдатиков-чурок…
Я охнула, глубоко вдохнув, но ничего не сказала. Лишь сжалась, инстинктивно обнимая себя за плечи. Мысль, что другой женщине прошлось пройти до конца, напомнила мне пережитый ужас. Шрам зачесался и заболел. Я сжала свое запястье, пытаясь унять фантомную боль.
– О, господи…
– Иди сюда, – сказал Макс, постучав по дивану и я подошла. – Я обещаю: я даже не прикоснусь. Я просто не хочу орать на весь дом. Тут стены, как из картона… Так вот, месяцев через пять, мать обнаружила, что беременна.
Невзирая на неприязнь, что у меня всегда вызывала его мамаша, я дрогнула, проникнувшись сочувствием к ней. Представила, себе растущий живот, роды; маленького мулата, который спрашивает, где его папочка. И себя, похожую на жирную, спившуюся Оксанку.
В «обезьяннике», мля, твой папа, сынок!
– Господи! – сочувственно прошептала я, взглянув на него. – Бедная… На таком сроке даже аборт не сделаешь…
Макс вдруг как-то странно посмотрел на меня и улыбнулся почти как Дима: до холодных кристалликов в венах.
– Она оставила ребенка в роддоме? – спросила я, не в силах смотреть в его глаза, ставшие вдруг такими колючими и чужими. – Или он умер?.. А твой отец? Он тоже об этом знает?
– Их было трое, – повторил Макс, тем же странным тоном. – Чурок… Все не врубаешься? Ну, посмотри на меня!
И я поняла вдруг все.
Подавилась своей бестактностью; захлебнулась, словно морской водой. Все встало вдруг на свои места. Его отчаяние, его непримиримая ненависть к самому себе, и стыд за то, в чем он не виновен, но вынужден всю жизнь отвечать.
Сев перед ним на колени, я молча взяла его подрагивавшие руки и сжала. Он не ответил. Рассеянно прищурив глаза, Макс смотрел прямо перед собой, как будто бы заглядывал в прошлое. Я тоже молчала, не зная, что говорить. Понимала, конечно, что он завел сей разговор неспроста, но что ответить не знала. Просто ждала и смотрела. На его щеках вздулись желваки и Макс, собравшись с духом, посмотрел на меня.
– Моя фамилия, Гаев… Это не восточная фамилия. Гай на старо-русском обозначает лес, знаешь?
Я не ответила. Макс был из тех мужиков, что даже в конец ослабев, продолжают быть сильными. Может быть, именно поэтому мне так хотелось сейчас его пожалеть.
– Я никому это не рассказывал, – Макс хмыкнул и тряхнув головой, вдруг поднял меня и притянул к себе на колени. – Я тут все думал, после вчерашнего… Неужели, я точно такой же? Неужели, это лежит в крови?.. Или, все-таки в тебе? И в том дешевом манипулятивном дерьме, которым ты занимаешься?
Собравшись с духом, я соскользнула с его колен.