Жанна Валерьевна вгляделась в мое лицо и ее брови взлетели.
– Девочка ж ты моя! – сказала она взволнованно, затем схватила за локти и прижала к себе. – Линочка! Дорогая!.. – потом эффект внезапности схлынул и она понеслась на всех парах. – Дима! Что это за дела?! С каких это пор ты мне врешь? – он покраснел, затем побелел и стал мрачным. – Мы тебя ищем по всему городу, а он даже не обмолвился, что знает, где ты живешь! – и когда я открыла рот, уточнить это «мы», Жанна Валерьевна выдохнула. – Лина! Почему ты не общаешься с мамой!?
Я всхлипнула, вновь. Благодарно посмотрела на Диму, но не успела и слова произнести: Жанна Валерьевна снова сжала меня в объятьях.
Макс открыл дверь.
***
– …это очень нехорошо, моя девочка! Мамочку любить надо, – внушала Жанна Валерьевна три минуты спустя. – Мама – это святое.
– Не общаться с матерью! – иерихонской трубой вторила мать Макса. – Как можно! Да если бы мой Максим… Не ожидала от тебя, Лена, не ожидала!
– Мама!
– Не «мамкай». Открой шампанское… Где у тебя бокалы?
– Я лучше пойду! – неуклюже пыталась я. – У вас тут семейный праздник. Давайте, мы с вами потом увидимся и обо всем поболтаем?
– Ну, куда ты пойдешь, Лина! Ты же мне, как родная!.. Дай, хоть погляжу на тебя. Красавица ты моя!.. Худенькая какая… Максим, ну хоть ты скажи?
Максим сказал бы, если б он мог. Но те слова, что висели на языке, он никак не мог решиться сказать при маме.
Переглянувшись, женщины взяли меня под руки и насильно усадили за стол. Дима, злобно зыркнув на мать, сел слева. Макс, прямой, словно кол – справа. Оба держались так, словно я могла в любой момент детонировать. И точно так же, себя ощущала я.
– Ах, – сказала Жанна Валерьевна, – слушай, Дима! Какая вы красивая пара, аж сил нет! Лина, у тебя уже мальчик есть?
Я посмотрела в сторону. Макс молчал, как святой отшельник.
– Э-э, – сказала я. – Мне нравятся мужчины постарше. До сих пор.
– И Дима до сих пор не женат!..
– Мама! – поморщился Дима. – Хоть сегодня не начинай!
Мама и ухом не повела.
– Не будь смешным, Дмитрий! Мать не обманешь, – и она ушла на кухню, помогать маме Макса.
– Что за прикол? – спросил Кроткий свистящим шепотом, когда обе женщины скрылись на кухне.
– Я все тебе потом объясню…
– Нет, ты мне щас объясни! – Максим оборвал себя и умолк: в комнату, неся перед собой доверху нагруженные блюда, вплыли родительницы.
– …это та Танечка, что с вами уехала по немецкой линии?
– Нет-нет, Тома. Это Тонечка, Димина троюродная сестра по отцу. Я про Линину мамочку говорю. Она у тебя училась. Хорошенькая такая, смешулечка-огонечек. Она сейчас живет в Кельне. Вышла замуж за немца.
Я почти кожей ощущала взгляд Кроткого, которому не далее, чем вчера поведала, что моя мать мертва. Дима мраморно улыбался. Происходящее доставляло ему садистское удовольствие.
– Не помню такую. Но если она в вашем доме жила, то не могла у меня учиться. Тогда же по районам строго распределяли. Дима в 53-ей учился, значит и эта девочка тоже. Лена, ты в какую школу ходила? В 53-ю?
Я молча кивала.
– Вот! – торжествовала Тамара Петровна.
Дима молча разлил женщинам шампанское. Макс молча, не спрашивая, налил себе и приятелю водки. Я, опасаясь перерасслабиться, пила минералку. Тамара Петровна сделала какие-то свои выводы и принялась расспрашивать меня о матери. Жанна Валерьевна перехватила инициативу.
– Такая хорошая девочка. Я так надеялась, что у них с Димой все получится. Так нет же, женился на этой… шлюхе!
– Мама!..
– Что, Дима?! Шлюха и есть! Я тебе тогда прямо сказала, чем все закончится!.. Я сразу как чувствовала: Оксана никогда тебя не любила!.. Почему ты совсем ничего не ешь? Скушай котлетку… Не хочешь? А салатик хочешь? Это же твой любимый!.. Что значит, ты сыт, Дима?
«Не ссыте, Дима! – мысленно комментировала я. – Жрите салат!»
– …ну, ты хоть посмотри на себя. Какой ты бледненький… Ты хотя бы бываешь на солнце?
«Ах, мама! Вы же знаете, что солнце убьет меня! – продолжала я про себя. – На рассвете я возвращаюсь в гроб!»
Но тут Дима зыркнул на меня и я вспомнила, что вампиры могут мысли читать.
– Вот и Максим тоже! – гремела Тамара Петровна. – Только и делает, что работает. Хоть бы девушку себе завел! Лена, Максим встречается с девушками?
– Э-э-э… – я уставилась на ее сына.
– Мама! – не выдержал Макс и отвернулся от моего взгляда.
Дима передумал и взял котлету. Аппетит утратил Максим.
– А что я такого спросила? – говорила тем временем, моя несостоявшаяся свекровь. – Ты кого-нибудь видела?.. Что значит, не видела? Ты же по-соседству живешь!..
– Мама, да прекрати ты уже!
– Линочка, возьми еще один голубец! Посмотри, какая ты худенькая. Косточки светятся. Что значит, ты наелась?.. Так я маме скажу, что ты к ней приедешь?.. У тебя загранпаспорт есть? Нет? Дима, ты же можешь сделать Линочке загранпаспорт?.. Ну, что значит «не хочу напрягать»?.. Ему это будет совсем не трудно. Да, Дима?
– Мама, хватит! Они сами между собой разберутся. Это их дело!
– Ну, как так «их дело»? Ну, нельзя же так. Они же нам не чужие!
– Да что же за дети такие неблагодарные… Вот если бы мой Максим!.. Куда ты, Максим? Ты что, куришь?!
– …ты, Дима, этого не поймешь, у тебя нет своих детей. Ты сам когда в последний раз приезжал? Ты даже отца похоронить не приехал! Что значит, ты заболел?.. Надо было собраться с силами и приехать! Ну, и что, что на двух самолетах?! Не было у тебя никакого воспаления легких! Я бы почувствовала…
Дима заткнулся, осел вслед за Максом, смирился… Налил себе водки и, задумавшись, выпил.
– Закусывай, Дима.
– Мама, – как-то обреченно промолвил он.
– Что «мама»?!
Цикл повторился.
Будь я в другом настроении, непременно получила бы удовольствие. Вот почему Кроткий не хотел, чтобы я пришла. Вот почему, они отмечали праздник у него дома… Теперь мне все было ясно: показавшись со своими мамашами на людях, эти двое, никогда бы не вернули авторитет.
Но мне было грустно. Я была благодарна Диме, винила себя за то, что случилось вчера… Предательство Макса разрывало мне сердце. Как следует поразмыслив, я пришла к выводу, что вчера он просто задался целью. Трахнуть меня. Задался, сосредоточился и достиг ее. Быть может, сегодня вечером, в сауне, он скажет Толстому: «Ну, а то?! Да она повелась, как девочка!» и они, все вместе, надо мной посмеются.