…Все еще бормоча себе под нос рекомендации и претензии, мамы начали убирать со стола. Я тоже хотела встать, но мне не ввелели.
– Сиди-сиди, – отвергла мою помощь Димина мама.
– Да-да, – поддержала Максимова. – Поговори с ребятами.
Видимо, им хотелось немного поговорить обо мне. Я открутила пробку, взяла свой стакан и, не спрашивая, налила себе водки.
– За вас, девчонки! Поздравляю вас с нашим женским днем. Особенно тебя, Кроткий.
Макс не ответил: он занят был. Краснел и избегал моего взгляда.
– О, господи, – сказал Дима, раздвигая тарелки и кладя локти на стол. – Если ты кому-нибудь про это расскажешь, я вывезу тебя за город и расстреляю, – он зажмурился и устало потер глаза.
– Отправь меня, лучше, в Корею.
– Здесь себе какого-нибудь придурка найди.
Я косо посмотрела на Макса, но он сидел, откинув голову на спинку дивана и массировал виски, притворившись, что ничего не слышит.
На кухне переговаривались:
– Красивая девочка, правда?
– Очень. А хоть порядочная? Она не из этих? Не из моделей?
– Да господи упаси! Наталья ее только за руку из школы и в школу. Вообще из дому не выпускали. Кружки и уроки! Никаких подружек и мальчиков.
– Она так странно на Максима смотрела, когда мы про мальчика спрашивали… Вот чует мое сердце… Она не беременная, вообще?
– Да ты что?! – Димина мать понизила голос до шепота, – она еще до сих пор девственница. К тому же…
– Бережет себя для кого-то, на самом деле, особенного, – подтвердил Дима, заглушив реплику матери.
За обедом он сильно поддал и смотрел на меня почти с интересом. Я тоже здорово захмелела, дернув с непривычки большую порцию. По венам разливалось тепло и обида на Макса. Я налила себе еще водки и выпила. Макс отобрал у меня бутылку.
– Ты, дядя Димочка, моя единственная любовь. Ты же знаешь.
– Знаю! – с готовностью откликнулся Кан и по-хозяйски прижал меня. – Который год уже еле сдерживаюсь… Щас бы как ответил тебе взаимностью!..
– Не сдерживайся! Люби меня, как в последний раз!
– Прямо, как в первый? – он наклонился вперед, накрыв рукой мою руку.
– Ага, – сказала я, сплетая свои пальцы с его. – Ты уже пьян в говно? Или, я в ларек сбегаю?
– Меня еще в жизни так «тонко» не соблазняли, – он улыбался, не отнимая руку. Его пальцы так нежно обнимали мои, что по коже бежали мурашки. – Хотя нет, вру. Один раз по башке ударили сзади и уложили в багажник.
– Девочки из твоей фирмы?
– Мальчики из враждебной, – он отобрал свою руку, нагнул передо мной голову и раздвинув волосы на затылке, показал едва заметный белесый шрам. – Поцелуй, чтоб прошло.
– Я вам не мешаю? – осведомился Макс сухо.
Я не ответила. Дима промолчал тоже, но руку с моего плеча снял.
– Приходи ко мне ночью на сеновал, – сказал он мне тихо и подмигнул.
Кроткий скрипнул зубами.
– … мне его самой, порой жалко, – говорила тем временем его мать. – Он и не виноват, да что поделаешь? Приличная девушка захочет с русским встречаться.
Макс ударился головой о стол. Скорее, драматически, чем желая самоубиться. Не обратив на него внимания, Дима снова взял меня за руку и в упор рассматривал подбородок.
– Скажи-ка мне, Ангелиночка, а дядя Максим встречается с девушками из моей «фэмили»?
– Нет, дядя Димочка. Где он найдет в твоей фирме девушек? Скушай лучше котлетку. Ты такой бледненький.
– Это от все от любви к тебе, терзающей мою душу.
– У тебя нет души. Ты ее продал за вечную жизнь и внешность, как у Киану.
Кан улыбался, с кухни неслось:
– …вот помяни мое слово, Тома. Твой тут совсем не при чем. Ты сейчас познакомилась с моей будущей невесткой.
– А мой, наверняка, приведет какую-нибудь шалаву.
– Я это слышу, мама! – крикнул Макс, раздражаясь все больше.
На кухне сконфуженно замолчали, затем плотнее прикрыли дверь. Включили воду и зашептались. Обстановка окончательно перестала мне нравиться. Мускулы на загривке Макса ходили туда-сюда. Кан следил за ним, словно пес, зашедший на территорию такой же крупной собаки.
Я встала, решив, что должна помочь женщинам. На каждое мое плечо опустилось по длани и я вновь села, повинуясь мужской доминантной мощи.
– Вы трахались? – спросил Макс прямо.
– Нет! – ответила я.
– Я Диму спрашиваю.
Дима медленно облизал губу и посмотрел на него, как на рожок с мороженным.
– А вы?
– Нет! – ответил Макс коротко.
Я, протрезвев, уставилась на него в упор; не столько пораженная, сколько уничтоженная. Дима ухмылялся все шире.
Я встала, перелезла через него, не желая даже прикасаться к Кроткому. Тот был слишком занят: этикетку на водке читал. Мне не хотелось ему мешать.
– Учитывая те прекрасные вещи, что он бубнил, мы занимались любовью, – сказала я Диме.
«Наверное…»
Ангелина ЗЛОБИНА
«Наверное, мне не следовало бы этого делать… Хотя бы потому, что Лариска – моя родная и единственная тетка. Впрочем, это неважно: я все равно это сделала.
Я спросила, что делать, если тебе нравится один чужой муж. А она ответила:
– Если чего-то хочешь, пойди и возьми это.
– А как же его жена? – невинно спросила я.
– Жена – не стена, – заявила Лариса. – Слушай, или помогай или сгинь – хоть под ногами не путайся!
Я пожала плечами и ушла с кухни: я всегда была послушной девочкой.
– А я знаю, чей муж тебе нужен! – заявил вечно-сопливый Димочка, отворачиваясь на миг от телевизора..
Кузен был жутко занят тремя делами сразу: смотрел видик, шмыгал носом и жрал. Маленький Юлий Цезарь! Я показала ему средний палец, вздохнула и, погруженная в свои мысли, машинально взяла мандарин.
– МА-МА! – словно сигнализация, взвыл Димочка. – А Линка мандарины ворует!!!
– Не ворует, а берет! – непререкаемым тоном оборвала Лариска. – Мы все – семья! У нас все должно быть общее. Понял?
– Что за жизнь у тебя? – презрительно рассуждала моя мамаша. – Вечно одна. Муж целыми днями в командировках.
– Зато, ни в чем не нуждаюсь, – отрезала Лариса. – Еще и тебе помогаю.
Минута молчания. Затем виноватый Ларискин голос:
– Ну, Оленька… Прости, ляпнула не подумав.