Всхлипы.
– Опять сейчас будут реветь вдвоем, – недовольно буркнул Димочка. – А я есть хочу!
Все десять лет своего существования, Димочка только и делал, что хотел есть.
– Ты же лопнешь, деточка, – лениво сказала я, держа перед собой мандарин и глядя поверх него на Димочку. Он был так же мало похож на Олега, как я.
Димочка, метнул в меня ненавидящий взгляд.
Я не придала ему большого значения и уставилась на экран. Димочка, как и все нелепые маленькие обжоры, обожал героические саги.
– Боже, какая чушь!
– Сама ты – чушь. Тебе тринадцать. А папе – тридцать один.
– Надеюсь, героя в конце застрелят!..
– Тогда еще пистолетов не было! Они на мечах дерутся.
Логика у Димочки была железная. Как и желудок. Подумав, я достала из сумки «Баунти» и отдала ему. Подозрительно на меня покосившись, он разорвал упаковку.
– Мы с твоим папой просто друзья, кретин.
На кухне витал сигаретный дым. Недорезанные салаты были отодвинуты в сторону, мама и Лариса сидели, обхватив чашки с чаем и плакали «за жизнь». Я скромно притулилась на краешке стола и попросила сигаретку. Мне, конечно же, не дали, но я стянула ее сама, пока они читали лекцию о вреде курения.
А потом, расстрогались, гладя мои волосы и с удовольствием вспомнили, как мы попали под дождь и какой-то сердобольный, очень красивый молодой человек, восхитившись ими, предложил нам свой зонтик и проводил до дома.
С улицы послышался рокот мотора.
– Скину-ка я ему свои косоньки…
– А скинь! – разрешила Лариска. – Все равно доходы в семье останутся. Вякнет – прижмем за педофилию.
– Все равно будет гулять, – высказалась моя маменька. – Я даже и не знаю, что мужику нужно дать, чтобы он не шлялся.
– Я, зато, знаю, что у него нужно отнять! – зло сказала Лариса.
Засвистел, переливаясь, звонок и Димочка понесся открывать входную дверь, едва не снеся жирным плечиком ту, что вела в зал.
– О-о, гости! – радостно воскликнул Олег, заглядывая на кухню. – Ну, как дела на личном фронте? Женихов много? – осведомился он, подмигнув мне.
– Я ее из дома не выпускаю! – отозвалась вместо меня мама. – Ты помнишь Коковирину? В тринадцать с пузом ходит!
– А Линка тебя влюбилась, па! – вмешался Димочка, которого, ну никто не просил открывать рот.
– Помолчи, а? – попросила его Лариса. – Олег, – обратилась она к мужу, – ты не раздевайся. Нужно в магазин съездить. Линка, давай тоже собирайся. Нам некогда…
Переключая скорости, он, как бы случайно задел мое колено и я не стала убирать ногу. Наверное, это тоже было не совсем хорошо. Но волнующе. Он пропустил между пальцами прядь моих волос.
– Вот чем больше я на тебя смотрю, тем чаще думаю – и какого черта я на Лариске женился? Нужно было подождать, пока ты вырастешь.
– Коковирина, вон, беременная…
Олег рассмеялся как-то по особенному и ничего не сказал.
В полночь Димочка выплюнул недожеванную котлету и заорал:
– Фейерверк!
– Я не пойду! – отбивалась я, пока все радостно покидали стол и разбирали верхнюю одежду. – У меня голова болит, и насморк, кажется начинается. И вообще, там холодно.
– Я тоже, у меня на хлопушки аллергия, – пожаловался Олег. – Аж, глаза слезятся.
И он часто заморгал, чтобы все видели, как он страдает.
– Ну и сидите, – буркнула Лариска. – Можете еще посмотреть «Голубой огонек»!
Они с моей матерью как-то странно переглянулись…»
…разочарованно выдохнув, я просмотрела заметку, выделила все и нажала на клавишу. Текст исчез. Какая убогость… Шеф прав: мои выдумки настолько жалкие, что лучше их не писать.
«Дурит голову хоккей».
Соперник был скучен и откровенно слаб. Наши ребята, пряча в крагах зевки, стоически отбывали номер.
Лишь на трибунах, без оглядки на лед, царило веселое оживление. Народ все праздновал женский день. Падали пустые бутылки, катились по полу пластиковые стаканчики с карамелизированным попкорном, трещали на зубах чипсы.
В воротах, скрючившись, упершись локтями в щитки, стоял Роджер Вест. Страдание читалось во всей его позе. Было написано на скрытом маской лице. Не далее, чем сегодня в ночи, я видела его практически в той же позе. В нашем дворе.
Прекрасный канадский легионер стоял у «Пула», склонившись над лужей собственной рвоты. Лишь вид Богдановой, которая в одних тапочках бросилась ему помогать, помог ему овладеть собою и убежать.
– Кажется, это его последний сезон, – предположила я, в отсутствие Бонечки, которая ушла покурить.
Те же мысли, видимо, одолевали стоящую за стеклом у ворот Шафранскую. Она то и дело нервно крутила на палец волосы и так выразительно поглядывала на часы, словно могла заставить время бежать быстрее.
На льду завязались какие-то из пальца высосанные разборки. Зеленый Роджер трясущимися руками снял шлем. Поднес к губам бутылку с водой.
– Ему бы пива сейчас, – не выдержала я.
– Хороший повод взяться за голову, – Ирка была категорически против алкоголя. – Он ведь не пил, когда здесь появился.
– Научили.
Она как раз собиралась поговорить о вреде, который алкоголь наносит здоровью, но на рандеву с воротчиком выбежала Судьба. Подобного мы никогда бы не прочитали в брошюре!
Кто-то на балкончике над воротами перегнулся через каменные перила… Локтем он нечаянно задел стоящую на них пивную бутылку.
Судьба не по правилам добила несчастного вратаря.
Шафранская округлила рот, прижимая к щекам ладони. Вернувшаяся Бонечка закричала…
Под дружное, протяжное «Ооооох!», шлем с грохотом выпал из ослабевших рук. Покатился по льду. Взбрыкнув коньками в воздухе, Роджер рухнул навзничь. Следом, моментально оценив обстановку, в обморок упала Тамара Шафранская.
***
Бонечка бесновалась. Когда мимо на носилках вынесли Роджера, она ринулась следом; к машине «скорой». Но тут ее вдруг попросили посторониться и оглянувшись, Богдана узрела вторые носилки. На них, эротично откинув голову, словно мертвая Клеопатра, торжественно возлежала Шафранская.
Прошло три часа.
– Тварь! – верещала Бонечка, брызжа в атмосферу слюной. – Сука! Сука! Сука!
В первый миг она растерялась, но быстро пришла в себя и попыталась стащить симулянтку с носилок. Командный доктор ей не позволил. Поссорившись с ним, Богданова попыталась тоже лишиться чувств, но ей под нос очень грубо сунули нашатырь…
Шафранскую же, прямо с носилками, отвезли в больницу.
