Его мать была его криптонитом.
– Да заткнись ты! – рявкнул Дима вне всякой логики, затем раздраженно сел. – Идиотка! Господи, какая же ты идиотка!..
Я заткнулась, оскорбившись до слез.
Вспомнила Бонечку, которая сидя на коврике, натягивала сапоги. Надо было с ней уйти, оставив ключик на гвоздике и записку: «Суп в кастрюле, тарелки в шкафчике». Дима и без меня бы справился. Кофе же отыскал.
Вряд ли он стал бы читать мой дневник или красть заначку.
Я моргнула, опустив голову, слезы капали на руку и я торопливо обмакнула их о халат. Чего он вообще от меня хотел? Извинений за то, что напился и счел меня достаточно привлекательной?
Пока он смотрел в окно на собственные окна, я быстро вытерла слезы.
– Не реви! – рявкнул Кан таким тоном, словно это я его изнасиловала.
«Мудак!» – подумала я, громко всхлипнув.
Дима сузил глаза и я запоздало вспомнила, что вампиры могут мысли читать.
– Ты сама этого не хотела!?
– Так все насильники говорят…
Кан подавился кофе. «Насильники?!» – вопили его глаза. Он овладел собой. Прокашлялся. Собрался с доводами и снова попер в атаку.
– Ты!.. все лето вертела передо мной задницей, – зашипел Дима, не сводя с меня свирепого взгляда. – Я от тебя открещивался, как мог! Ты видела, что я пьян? Ты, блядь, не понимала, что я мужчина?
– Прекраснейший из живущий, – буркнула я. – Го-о-с-споди! Ты сам понимаешь, как это звучит?!
– Знаешь, что я понимаю? Что ты считаешь, будто бы я все тот же наивный лох, который на Оксанке женился!
– Тот был моложе, – отрезала я. – И не был ебнутым на всю голову…
Он развернулся рывком и я тотчас замолчала.
Дима кончиком языка провел по зубам, словно проверял, достаточно ли те острые. Я шмыгнула носом и решила подробнее изучить ладонь. В частности, линии Здоровья и Жизни. Линия Здоровья состояла из звеньев, это был не очень хороший знак.
– Не зарывайся, ясно?
Я промолчала.
– О чем ты говорила с мамой, Ангела?! – надавил он.
– Так… Ни о чем.
Дима снова провел руками по волосам.
– Ты рассказала ей?
– Ты с ума сошел?! – вскинулась я. – Ее бы это убило!..
– Тогда почему она так смотрела?
– Как – так?!
– Как будто все знает.
– Дим, ты точно со странностями. Как ты себе это представляешь, вообще? «Теть-Занноська, вас Димоська меня тлахнул! И дазэ не до дому не пловодил! Я под доззем шла!» и она такая, со стула в обморок: «Не проводил до дому? О, господи! Моя сын не джентльмен!»
Какое-то время он таращился на меня, выпученными глазами. Губы то и дело вздрагивали, обнажая то верхние, то нижние зубы, но ничего подходящего ему на ум не пришло.
– Что у вас с Максом? Насколько громко мне извиниться за то, что произошло?
– Тебе с чего извиняться? Ты спросил, он соврал.
– Технически, мы с тобой флиртовали.
– Он думает, ты меня продвигаешь, потому что я с тобой сплю. Так что, технически, пусть сам извиняется.
Кан слегка подумал, покрутил мысль туда-сюда. Затем махнул на меня рукой.
– Да кстати, все хотел спросить, забываю: а почему ты – Лена? Или, это что-то ужасно личное?
Я хмуро шмыгнула носом. Хотела правду сказать, что хотела вернуться к Скотту, но что-то подсказывало: нельзя. Надежда опять начищала крылья. Я знала Димину мать. Если она сочла меня достойной невесткой, он никуда не денется. Главное, не косячить.
– Я думала, – ответила я, – что тогда, в Сеуле, прикончила эту телку. Ну, ту… Вчерашнюю. Свету. Я боялась, что меня посадят в тюрьму.
Он промолчал и я осмелилась поднять взгляд. Дима был в ступоре, чего с ним не случалось с тех пор, как мы возобновили знакомство.
– И все? Почему ты мне не рассказала? Господи… Ведь я тебе не чужой!
Я всхлипнула. Закрыла рукавами лицо.
– Да уж, весь свой, в доску!.. Ты даже не веришь, что на меня негр напал, хотя сам видел, с какой рукой я приехала.
– Я был уверен, ты огребла от Скотта. Ты далеко не первая, уж прости, с кем он в любовь играет!..
– Ты просто не можешь поверить, будто другой мужчина видел меня достойной любви. В твоих глазах я – шлюха и интриганка. В твоих глазах, я этого заслуживаю… Ну, так вот, Скотт видел меня иначе! Он видел во мне девочку, на которую напали. И тех людей вокруг, что считали меня шлюхой. Как ты! Можешь считать свою мать занудой, которой хочется внучеков, но она знает, как я тебя любила. Но ты никогда не верил тем, кто любит тебя. Скотт верил!
Дима вспыхнул под моим взглядом и на какое-то мгновение в его лице проглянул тот, прежний Дима. Если мальчик, который был женат на Оксанке, на самом деле был мертв, то сейчас он восстал, чтобы покраснеть и заткнуться, крепко сжав губы.
Моргнул виновато, скривился и вновь исчез; словно отошел от окна, вернулся на дно души.
– Ангела… Лина, посмотри на меня. Послушай… Мне нет оправдания, знаю, – слова сочились из его рта и капали на линолеум, как капли крови. – Я не могу пить… Дико туплю, когда пьяный, а я был пьян. Я поступил тогда, как мудак…
По его тону можно было решить, то был единственный случай. Лично мне, да и Ирке с Бонечкой, всегда казалось, что поступать, как мудак – это его естественное состояние. Как полет для орла, как убийство для леопарда. Но Дима явно считал иначе и я не осмелилась ему возражать.
– Господи, мать умерла бы, если бы знала…
Мучимый своими мыслями, Кан отошел к окну. Его плечи четко обрисованные мягкой тканью, были напряжены. Мускулы чуть подрагивали, словно он то и дело их напрягал.
– Я ничего ей не говорила, – сказала я, – не бойся.
Дима яростно обернулся через плечо.
– Я не боюсь своей мамы! – прорычал он. – Ты ебанутая?!
– Ты не мог бы… хотя бы три минуты не оскорблять меня?!
Дима выдохнул, словно перезагружая систему и принялся расхаживать взад-вперед. Вцепившись пальцами в свои, всегда безупречно уложенные волосы, он в самом деле выглядел, будто бы он старается.
– Мне даже просто находиться рядом с тобой – уже непереносимо!
– Это ты за мной бегаешь, а не я!
Дима снова взбесился.
– Я за тобой бегаю?! Я?!! Да кто ты такая, мать твою, чтобы я за тобой бегал?!
– Твоя будущая жена! – не сдержалась я.
– Да я скорее на Поповой женюсь! – рявкнул он. – Тоже блядь, только честная!
Меня буквально подкинуло; кофе пролился на халат. Видимо, Дима думал, что его крик оказывает терапевтическое воздействие, потому что искренне растерялся, увидев страх. Я расплакалась.
