– Ты же вчера читал.
– В газете прикольнее… Любой бы гордился, когда твоя девушка пишет рубрику, что с Матрицей спит… В смысле, с Эквилибриумом, – Макс отодвинул опустевшую миску. Я привычно надулась и, не глядя, поставила ее в раковину. Раздался грохот.
– Блядь, Лена!
– Забыла…
– Смотреть надо!
– Не ори на меня!
Мы обменялись взглядами; как ракетными ударами «земля-воздух». Раковина в квартире Макса была с другой стороны и я опять разбила тарелку. С тех пор, как мы с ним начали «отношения» у меня все из рук валилось. А он орал, словно я не тарелку разбила, а одно из его яиц.
Я собрала осколки в совок и открыла дверцу под раковиной, собираясь выбросить их в ведро. Вновь раздался грохот.
– Да, Лена! – еще недовольнее поморщился Повелитель. – Что за херня, мля?!
Я медленно повернулась к нему и еще протяжнее прошипела:
– Ты мне скажи.
– ЧТО?!
– У тебя гандоны в ведре!
– И?..
– У тебя там ГАНДОНЫ!!! – взвизгнула я, пнув совок.
Надо отдать Максу должное. Он остался спокоен, как дохлый лев, даже когда я взяла «на бис» верхнее «ган-ДООО-ны». Он встал. Заглянул в ведро, как биолог в поисках новых форм жизни. Присмотрелся, дернул плечом и почесал под носом.
– Спокойно, – он похлопал меня по спине. – Это ОДИН гандон.
Связанный узелком, презерватив лежал поверх картофельных очисток. Гордый и честный. И так же гордо над всем этим возвышался Макс. Стало еще больнее.
– Она тебе еще и пожрать сварила…
– М-м-м, – сказал Макс невнятно.
Не зная, что на это ответить, я автоматически наклонилась, ощущая, что меня бросило в жар. Собрала трясущимися руками осколки миски и бросила их в ведро. Один из них вонзился в мягкую зеленоватую плоть резинки, но не прорвал ее.
– Надежные, сука, – еще машинальнее, отметила я.
– Что тебя задевает больше всего? – осведомился Макс. – Презик или очистки?
– Твое охренительное буддийское спокойствие, – ответила я, понимая, что ревновать не ревную. Только злюсь, что вся наша любовь – очередная иллюзия. – Я так и знала, что ты меня хочешь лишь потому, что тебе удобнее!..
Макс закатил глаза: типа, как меня достали твои нелепые обвинения.
– Куда уж удобнее! Да мне девок приходится с члена сбивать, как сосульки с крыши!
Пораженная красотой метафоры, я показала ему средний палец и пошла одеваться. Макс пошел следом, не прекращая «пояснять мне за жизнь».
– Да я только свистну – под окнами очередь встанет!.. Да ты знаешь, сколько телок отдали все бы, чтобы хоть неделю побыть на твоем месте? Знаешь?!
– Нет, – огрызнулась я, пытаясь снять с люстры бюстгальтер. – Я могу считать лишь до тысячи.
Макс помог мне; без всякого усилия дотянувшись до застрявшей на крюках лямки и укоризненно покачал головой.
– Я же не претендую на моногамность, я претендую на упорядоченность. Чтоб я знал, с кем ты…
Я, как-то машинально, выглянула в окно, на четырнадцатиэтажку. Димины окна мелькали то голубым, то оранжевым пламенем: видимо он смотрел боевик. Макс тоже подошел, дыша мне в затылок.
– Хочешь, я скажу, что ты его хочешь?
– Совсем уже спятил, блядво озабоченное?!
– Деточка моя, – прошептал он вкрадчиво и в один миг обвился вокруг меня, как Змей вокруг Запретного Древа. Повернул лицом к себе, к Диминым окнам задом, – а ты этого не знала? Что я блядво? Ну, вспомни, хотя бы, наш первый раз. Мы трахались на тех же простынях, на которых я накануне с другой трахался. И тебя это заводило до исступления. Что сейчас не так?
Не будучи мастерицей логический построений, я даже не стала пытаться осмысливать то, что он мне сказал. Сразу выстрелила на голос.
– Тогда ты не был моим, а сейчас мне больно!
Макс потер подбородок и скрестил руки на груди. Мысли стадами носились по его мозгу.
– Но я же люблю тебя.
– Это не означает, что ты можешь трахаться других. И что они будут трогать что-то на кухне!..
– Тебя, блядь, измена волнует, или то, что я пожрал с чужих рук?! Может, я все сам приготовил? Супчик.
Макс опять улыбнулся и выразительно посмотрел в окно.
Я окрысилась еще больше.
Дима не лег бы со мной, даже если бы ему дали пожизненный «зеленый» коридор на таможне. Я это точно знала, но сказать не могла.
– Для меня любовь, это – верность, – не сдалась я. – Лучше быть одной, чем поступаться своими принципами.
Кроткий расхохотался.
– Че-е-ем?! Да если бы сейчас Кан выглянул в окно и сказал: «Секс – дэ!», ты бы с восьмого этажа сиганула, чтобы не терять ни секунды. И я тебе говорю: если ты хочешь Диму, базара нет. С моего разрешения, разумеется…
– Макс, – перебила я. – Я тебе разрешения не давала!
Он вздохнул и заговорил примирительно:
– Лен, ты знаешь меня. Я к тебе привязан настолько, насколько ни к одной девушке до тебя еще не был. Что ты начинаешь?
– Блядь, – всплеснула руками я. – Даже затрудняюсь так сходу сообразить… А-а! Вспомнила! Ты изменил мне!
– Пойди-ка домой, остынь. А потом возвращайся и мы нормально поговорим.
«Возвращайся!»
Я мысленно рассмеялась. Можно подумать, если я решу не возвращаться, то Макс оставит меня в покое. Вспомнила периоды его «ухаживаний»; память услужливо выдавала сотни тысяч мгновенных снимков стекающей по клыкам слюны. А потом… Мое сердце похолодело. Мы не в первый раз ссорились, но еще никогда Макс не ставил меня нос к носу с с уликами.
Не настолько он идиот, чтобы допустить такую оплошность. Идиотов отстреляли в самом начале 90-х годов. И внезапно, я поняла, почему вообще нашла этот презерватив.
Макс хотел, чтобы я нашла его.
Я выпрямилась, ослепленная внезапной догадкой.
Кретинка!
Как я могла забыть? Ведь он даже случайную девушку не мог просто так выгнать. Всегда звал на помощь. Презерватив и очистки играли ту роль, которую раньше играла Ирка, а один раз – я сама. Один только взгляд и Макс сразу понял, что я догадалась.
Он попер на меня по тому же кругу, только теперь – с энергией ужаленного в жопу быка. Я попятилась, он рванул меня за руку, разворачивая к себе. Чуть плечо не вывихнул.
– Не надоело врать? Нет? Мне тебя к стулу привязать и утюг «настроить»?
– Между мною и Каном. Ничего. Нет. Но я могу признаться, что да: я бы с радостью, но добровольно он ни за что на это не согласится, а не добровольно я не могу. Он больше меня и боюсь, сильнее.
