Лучше уж хранить фото и знать, что спала с простым смертным. Тем более, он, в отличие от Джона из «Кинг-Клаба», на самом деле имел уважительную причину не позвонить.
– Я тебя лю, – сказала я, возвращаясь из мысленных странствий. – Ты мой брат и моя сестра. Как Соня. Ты мне не противен. Нет. Так было или нет?
– Не было, – сказал Андрюша, кротко. – Но если он узнает, что я по пьяни несу, то будет. Правда, не так, как мне бы того хотелось.
– И ты никогда не ревновал к нему меня? Или Соню?
– А зачем ревновать? Он – гетеро. Мне нравится просто мечтать о нем, как ты мечтаешь о Диме. Зачем мне делать самому себе больно, если можно просто радоваться тому, что он – есть?
– Я не могу просто радоваться. Дима, наверное, чувствует, что сделал приятно и не может спать, пока не угробит во мне это прекрасное чувство.
– По-моему, ты что-то не так понимаешь! – ответил Андрюша. – Сама подумай: ведь ты не трогаешь его. Это он сам предложил тебе покататься. Чего ему пытаться внушить тебе, чтобы ты его не любила?.. Ехал бы себе по своим делам! Что-то тут серьезно не сходится, – он подумал секунду, махнул рукой и перешел к деловым вопросам. – Лелик, ты снова спер расческу? Ту, с ручкой?
– Ой, извини!.. Возьми в моей сумке.
Он полез в туда, притворно ворча про «липкие журналистские ручонки» и пропадавшие ручки, расчески, карандаши, которые я тащила к себе в комнату, как хомяк. Потом умолк и… испустил приглушенный всхлип.
– Лелик?
Он вышел, выпучив на меня глаза. В его руке был плотный, продолговатой формы брикет, обернутый в лист бумаги.
«Вернуть или забить, вот в чем вопрос».
– Все проблемы, – сказал Тимоша, наслаждаясь своей ролью в истории, – от недоговорок.
Он был единственным, с кем я могла обсудить случившееся, не вызывая мук запоздалой ревности. Он не спал с Димой, не мастурбировал на мускулинный образ Максима и был в курсе моих проблем.
– Позвони Диме, спроси, затем – позвони Максу.
– А если они не признаются?
– Чем ты занималась в Корее? – возмущенно спросил Тимур. – Писала в дневник?.. Если они не признаются, значит ты ничего не должна им. Оставишь деньги себе, отдашь кредит и сводишь своего друга Меня в столовую.
Макса не было в офисе, но секретарша сказала, что он у себя. Я вежливо позвонила из домофона: еще не хватало услышать, как Андрюша и его член говорят мне хором: «А ты тут что позабыла?»
– Поднимайся, – ответил Макс.
Я потянула на себя дверь и вошла. Макс ждал у железной двери предбанника. Да я и не собиралась входить. Достала из сумки деньги, не сводя с подозреваемого глаз.
– Твои?
Макс набычился. Зверь внутри него чуть слышно ворчал, ступая на незнакомую территорию. Ему чудились ловушки, капканы и гарпуны с обручальными кольцами. Он моргнул, перенося вес с одной ноги на другую.
– Оставь.
Поскольку его руки были скрещены на груди, а класть деньги на пол я считала кощунством, выбор оставался таким: либо попытаться закинуть все через плечо, что могло быть расценено как попытка ворваться в его квартиру; либо оставить себе и уйти. Моя жалкая душонка склонялась к версии номер два. И Макс это видел.
– Как же меня заводят самодостаточные маленькие девочки!.. – прошептал он, словно это была масонская тайна, доверить которую, мог лишь после серии клятв на крови. – Зайди, а? Обещаю, вести себя хорошо и не трогать не мною купленные сиськи.
– Прекрати надо мной издеваться, а?
Макс опустил руки как футболист. Видно боялся, что выхватив острый нож, я отхвачу ему яйца и направлюсь в ювелирный салон – опылять их золотом.
– С чего ты взяла, что я издеваюсь? Если бы ты знала, сколько раз я готов был ползти к тебе на коленях, но никак не мог напиться до такой степени, чтобы поверить, что ты меня примешь.
– Я тебя не приму.
Он взял, наконец, брикет. Задумчиво постучал им о руку.
– Знаешь, то, что ты сказала тут девкам… Про нас с тобой… Если бы твой возлюбленный не примчался, я бы поверил.
– Он не мой возлюбленный.
– Тогда, дай мне шанс.
– Макс, мы с тобой три раза все это проходили. Ты хочешь меня до тех пор, пока я тебе отказываю. Потом интерес теряешь. Я знаю, ты не со зла. Но мне-то все равно больно!
– Мне тоже, мать твою, больно! Дрочить твоим телом, пока ты пялишься в потолок и мечтаешь лежать под Каном! Ты мной интересуешься лишь тогда, когда я тебе изменяю, не замечала? Когда я злюсь, когда тебе больно делаю. Тебе самой нужна только боль!
– А что тебе нужно? Соня?
Макс помолчал, кусая губу. Затем, поднял голову.
– Вы обе, окей? Или предложение действует только для Димона?
– Он нас выводит! – яростно возразила я. – С ним мы все время где-то бываем. С тобой, мы только раз выходили. На твой балкон!
АВГУСТ, 2003 год.
«Два члена для Сонечки».
Андрюша, в косо сдвинутой на лоб маске для сна, являл собой поистине умилительное зрелище. Он был в пижаме, заспан и хмур. В одной руке соседушко держал мой мобильный, из другой, вскинув лапу в нацистском приветствии, свисал плюшевый медведь.
– Ты слышала о сотовых телефонах? – сварливо промолвил Андрей. – Это довольно новое изобретение. Их держат включенными и носят с собой, чтобы люди могли позвонить тебе и не волноваться?!
– Ты, как отец, которого у меня никогда не было, – расчувствовалась я. Увернувшись от летящего на меня медведя, подняла его с пола, разминая плюшевое тельце. – Мне звонили взволнованные люди?
Андрей закатил глаз, который я могла видеть.
– Софа, Макс, Софа… Один раз «Хуила» и два раза «Не бери!»
– Почему ты его не выключил?..
Андрюша фыркнул, повернулся ко мне спиной и ушел так гордо, что Клеопатра сдохла бы, узрев его походку и стать.
– Спокойной ночи! – попыталась я заискивающе.
– Сейчас четыре утра! – театрально вскричал Андрюша.
Дверь хлопнула.
Я пожала плечами: что значит четыре утра, когда «СКА-Энергия» громит «Химки» на своем поле? Вот это была игра! Все, кто говорили, что ногомяч отстой – пожалели. А я познакомилась с массажистом «Химок», добавила в список из трех любовников, еще одного – красавца-хорвата.
Он клялся, что умрет, если не позвонит мне, вернувшись в отель и, судя по отсутствию незнакомых звонков, умер.
– Я с парнем познакомилась! – зачем-то сказала я в закрытую дверь.
Андрюша ответил рыком и, кажется, посылом туда, с чего я только что слезла.
