Я пожала плечами и набрала Сонечку, но ответил Дима. И передал Максу.
– Где ты была? – спросил он устало. – Я звонил всю ночь.
– Всего-то два раза.
Макс выругался. Похоже, он был не в духе.
– У меня батарея сдохла, я с Сонькиного звонил.
– Че ты хотел? – мне было не до бесед, особенно с ним.
– Ты че огрызаешься?!
Я промолчала, крепко сжав зубы. В дверь поскреблись. Андрюша издал вой Банши и все стало еще унизительнее: Сонечка просто забыла где-то свой телефон. Вот зачем он меня искал.
– Погоди, минутку. Она пришла.
Я пошла открывать. На дверной коробке, упершись в косяк ладонями и свесив голову между плеч, торжественно зависала Сонечка. Она вскинула голову и оскалив зубы, по-вампирски на меня зашипела. Видимо, это показалось ей ужасно забавным. Мне нет. Соня беззвучно расхохоталась и повисла на моей шее.
– Люблю тебя! – сказала она.
Это значило, она была с Димой и им было хорошо. И что она пьяна. Хорват обесценился. Я молча сунула Сонечке телефон. Она послушала в трубку и вернула мне.
– Дослушай до конца! – голоском маленькой девочки сказала она и, смачно прилепившись на мгновенье к моей щеке, просеменила в ванную. – Я сейчас.
Я вновь взяла телефон. Злым вздохом дала понять, что я слушаю.
– Итак, – продолжил Макс, – где ты была всю ночь?
– Я трахалась, – сказала я, не ломаясь. – Чего ты хотел?
– Потрахаться, – так же просто и без прикрас, сказал он.
Меня задело. И я не сразу нашлась с ответом.
– А-а, да. Спасибо! Меня уже. Давай! В смысле, пока. Счастливо!
О Сонином телефоне, как я справедливо предположила, мог позаботиться Дима. Я пошла в ванную, стараясь двигаться как можно бесшумнее.
– Что, поехали? – спросила Сонечка, возникая в дверях.
– Куда – «поехали»? – спросила я, орудуя зубной щеткой.
– Ну, как куда? К Диме.
У меня похолодело внутри. И от унижения, и от того, что я о себе возомнила. Я сплюнула пену и ее тут же подхватило водой, уволокло в сливное отверстие.
– В смысле?
– В прямом. Мы двое и они двое.
– Можно подробнее?
– Куда еще подробнее?! – спросила она таким тоном, словно от одного лишь ответа у нее был готов приключиться мультиоргазм. – Мы пили на берегу… И я говорю: «Ребята, давайте позовем Лену!» И они такие: «Давай! Вон твоя Лена таскается с каким-то хуем по променаду! Уверены, она сейчас все бросит и отзовется». Ну, мы подумали и начали без тебя. Так, пару палок возле машины.
Моя челюсть отвисла и клок пены, взбитый из зубной пасты, свалился в раковину. Спохватившись, я втянула в себя слюну, сплюнула и посмотрела на Сонечку: не рехнулась ли она, часом?
С каких пор Сонечка, нежное существо, не ведавшее грубой мужской реальности, выражается таким языком? Она как-то хищно мне улыбнулась. То ли Дима привез ей в подарок что-то новенькое, «экспериментальное», то ли по дороге к подъезду, ее укусил суккуб.
– Поехали, – сказала она, трепеща всем телом. – Я не могу уже… Тебя когда-нибудь трахали сразу двое?..
Я присмотрелась. Ее незамутненная простота была еще хуже, чем яд, которым прыскала Бонечка. В голове засвистело и грохнуло; новость фугасом пролетела через весь мозг и взорвала его. Что я могла сказать?
И я промолчала.
Соня нахмурилась, увидев, что я реву.
– Ты, что, обиделась?!
– Нет, что ты! – я рывком закрутила краны. – Остекленела от счастья!
– Тебе что, для меня члена жалко? – прищурилась Сонечка.
Да так, что я не сразу нашлась с ответом. Не ощущая боле правды в ногах, я медленно присела на ванну. В сердце, чернильной кляксой по промокашке, растекалось чувство вины. И что я за человек такой? Жалею члена для Сонечки!
– Уйди, я тебя прошу!
– Да что я такого сделала?! Ты с мужиком гуляла и не брала телефон. Что я должна была сделать? Пойти и привести тебя за руку? Мы же звонили тебе. Много раз звонили.
Она была права: они действительно мне звонили… Что за проклятье? Почему я не взяла телефон?! Не найдясь с ответом, я сказала: «Ой, все!», вышла из ванной и забралась в постель. Сонька тут же плюхнулась следом и обхватив меня за плечо, зависла, словно собиралась пить кровь. Ее дыхание щекотало мне шею.
– Пупсик! – сказала она, целуя меня за ухом.
Поколебавшись, я перевернулась на спину. Сонечку лихорадило. Размазанная косметика делала ее похожей на измученную бессонницей молодую вампиршу. Глаза сияли, как звезды сквозь тучи.
– Кокс?
– Секс… Ну, совсем немножечко кокса.
Когда Соня всем весом навалилась на меня грудью, я уже не могла продолжать злиться. Но я оттолкнула ее и вновь легла набок. Зависть, ревность, обида на жизнь…
Лучше бы мне мячиком в голову прилетело.
– Блин! – Соня прямо в одежде залезла под одеяло. – Что ты за человек такой? Ты ведь сама была не одна.
Я промолчала: я была с массажистом, а она – с Каном и Гаевым. Сразу, причем, с двумя. Обижаться было бессмысленно. Она была красивее, чем я и ее хотели все мужчины их класса. Можно было лишь проклинать Судьбу, Вселенную, Деда Мороза… Я сбросила Сонину руку. Привычно, хотя и после долгого перерыва, мысленно пожелала ей сдохнуть от рака матки.
Потом перевернулась на бок и закрыла глаза.
«Женское счастье – подруги-страшилы»
Сонечка сидела на кухне.
Мрачно подперев рукой щеку, раскладывала пасьянс. На отодвинутом стуле висел Андрюшин халат. Стояла недопитая чашка кофе. Вспомнив, что у него сегодня свадебный макияж, я убрала чашку в мойку и, игнорируя Софу, принялась готовить себе овсянку.
Она тоже поднялась; сгребла карты и бросив их на микроволновку, включила чайник.
Когда я еще была маленькой, я думала, что будучи Очень Хорошей Девочкой, я сумею завоевать бабушкину любовь. С тех пор у меня остались неврозы и страх, что мне ни за что, ни про что отвесят вдруг подзатыльник, наорут, или поставят в угол, прицепившись к какой-нибудь ерунде. Когда бабуля была не в духе, а не в духе она была практически целыми днями, вопросы вины или невиновности не представляли для нее интереса.
Стоя на Сонечкиной кухне, игнорируя саму Сонечку, я пыталась прикинуть, как скоро смогу позволить себе снимать квартиру. Выходило, что очень нескоро. В голове крутились неприятные мысли – не съехаться ли мне опять с Бонечкой?
– Ты все еще злишься? – спросила Попова, когда я села за стол.
Я закатила глаза: нет, что ты! Сегодня утром я проснулась и поняла, как это беспочвенно. Если тебе потребуется почка, возьми мою и даже не вздумай меня будить. Почки, что ли, для тебя жалко?