В первый раз со времен далекого детства, взглянув на меня без всякого раздражения, Дима сухо спросил:
– С чего ты взяла, что ты меня не цепляешь?
– Хм… Дай подумать? Ты спишь с НЕЙ.
– Ты тоже спишь с НЕЙ.
– Да это так, баловство… Не сравнивай!
– Да для тебя вся жизнь – баловство. Твой отец был точно такой же. И доигрался!.. Нельзя людьми жонглировать, как тебе заблагорассудится. Ты даже хуже него!.. Он хотя бы догадывался, что делает.
– Дим, прекрати. Я его не знала! Я его не узнала бы, даже если бы он рядом со мной сидел! Хватит тыкать мне им в лицо, словно я его выбрала. Пойди и ему скажи!.. Такое чувство, ты мне пытаешься отомстить! За то, что он тебе сделал!..
Он как-то странно застыл, не изменившись при том в лице.
– Ему ты верил, – добила я, не в силах остановиться. – Он презирал тебя, смеялся над тобой… Но ему ты верил! Мне – никогда! Ты Мата Хари из меня сделал… А я просто тебя любила и ничего больше.
Эффектный уход… сорвался. Мне не везло с уходами. Дверь офиса была заперта. Я дернула ручку раз, другой, третий.
– Что за дерьмо?!
Дима вздохнул, покачав головой. Словно сам себя спросил: ты видишь, что мне приходится выносить? И сам же себя по плечу похлопал: держись, братан!
– Похоже, что дверь закрыта.
– Ну, так открой.
– Погоди… Послушай! – он взял меня за руку и силой усадил на диван. Его ладонь легла на мое плечо. Глаза смотрели в упор. Мне так хотелось упасть в его объятия, что в ушах звенело. Но глядя сквозь меня, Дима пребывал где-то далеко-далеко.
Я разочарованно скинула его руку. Он тупо посмотрел на свою ладонь, словно ожидал увидеть на ней какие-то знаки, положил ее на колено.
– Ты никогда не думала, почему я помогаю тебе?
Дима сидел, склонив голову и растрепавшиеся волосы, отбрасывали тень на лоб. В последний раз я видела его так близко почти полгода назад. У себя на кухне. Но тогда он не выглядел таким измученным и бесконечно усталым. Я заметила тонкую паутину морщин под его глазами. Едва различимую складку между бровей.
– Чем именно?
Дима хмыкнул.
Он поднял голову, чтобы посмотреть мне в глаза и я вдруг подумала, не потому ли он так хищно с прищуром смотрит, что попросту близорук? Как Шеф… Это было настолько банально, настолько оскорбительно для божественной ипостаси моей кумира, что я отшвырнула мысль. Она вернулась: передо мною сидел не бог, человек. И этого человека что-то нещадно грызло.
– Дима, ты мне не помогаешь! Ты сам ведь знаешь, это не детское. Это не пройдет! Ты сам однолюб. Ты не затем уехал в Афганистан, чтоб на барханы там медитировать. Я хочу в Корею, потому что не в силах быть здесь! Пойми! Ты сам ведь знаешь, каково это. Ты сам говорил мне, как ты любил ее. И ты не мог просто так обо всем забыть. Я чувствую тоже самое!..
– Я убил его…
– Кого?..
– Витьку.
Я тихо выдохнула, чуть напряглась… Я знала, кто такой Дима. Мне говорили. Но часть меня продолжала верить в тот светлый образ, что я сама себе сочинила. И этот образ затмевал все. Он мог бы сказать, что убил Кинг-Конга. Я бы его отчетливее представила, но среагировала бы так же…
– Какого Витьку?
Кан поднял голову и, помедлив, поднял на меня глаза.
– Андронова. Твоего отца.
Тупо моргнув, я снова кивнула. Слова отскакивали, словно горох от стенки. Сознание взвесило информацию вновь, но так и не нашло в ней ничего возмутительного. Отец представлялся мне смутным облаком; просто словом, которое ничего не значило и ничего с собой не несло.
– Зачем ты мне это говоришь? – я посмотрела на Диму. – Я даже его не знала! Он стал отцом, потому что не успел вынуть. Ты в самом деле считаешь, будто мне есть до этого дело? Или, это твоя отмазка, чтобы не быть со мной?
Похоже, он ожидал немного другой реакции и теперь ощущал себя не в своей тарелке. Прошелестел чуть слышно:
– Ты еще более больная, чем он…
– Его я не волновала.
Кан улыбнулся, но как-то зло и невесело. Жутко как-то. Вновь посмотрел на меня. На этот раз я отшатнулась и съежилась. Впервые, пожалуй, задумавшись: кто он, на самом деле, такой.
– Меня ты волнуешь! Ты дура полная, если не врубаешься! – зло выдохнув, он вскочил и пару раз прошелся по кабинету. – Знаешь, до меня лишь сейчас дошло, что ты думаешь. Что я был пьян и не смог свой член в штанах удержать? И на тебя же за это злился?..
Пол жалобно скрипел под его шагами. Я чуть заметно кивнула.
– Разве не так?
– Нет! – ответил он на ходу. – В отличие от тебя, я логичен! Я злился, думая, что ты меня обдурила. Оно так и выглядело: сначала жопой вертела, потом оделась и упорхала в ночь. И все. Тишина. И ни слова больше… Знаешь, как это выглядело? Что ты нашла единственное слабое место: ту часть меня, что еще не до конца зачерствела, сунула туда когти, добилась моей любви и… мне в лицо ее бросила. Как Оксанка… Танька вопила, что изнасилование мне пришьет. Теперь, скажи, в чем я был неправ?
– Любви? – я даже охрипла. – Ты щас сказал любви?..
Кан резко остановился, развернулся ко мне и спросил:
– Неужели, не очевидно?.. Поэтому я и не соглашался все это время на секс втроем! Любимыми не делятся, понимаешь?
Я молча кивнула, не зная, кого он имеет в виду. Меня, себя, Соню… Мне в самом деле было на все плевать. Я просто дошла до края и собственная боль затмевала собою мир. Если бы Дима на самом деле меня любил, он не стал бы рассказывать поросшие мхом истории.
Он просто был бы со мной и все. Он просто был бы и все, ничего мне не объясняя. Или, он не был бы?..
Я отыскала салфетки и принялась вытирать испорченный макияж. Дима молчал, бездумно листая мой паспорт. Я встала, не зная, что еще предпринять.
– Сверху, – в его голосе прозвучала такая горечь, что я не выдержала и подняла глаза. – Там кнопка сверху. Там… на замке. Нажми и поверни ручку вниз.
Помедлив, я сделала робкий шаг. Но не к дверям, а к Диме. Он молча притянув меня к себе, обнял, прижал… Но не лицом, а спиной к себе. Он много лет работал с женщинами, ему не раз приходилось нас утешать. Он знал, печаль проходяща, а вот тональный крем на одежде – нет.
– Прости меня! – прошептала я, гладя его ладонь. – Мне в голову не пришло бы… Пойми, ты: я не Оксанка! Я думала, ты просто был пьян и не понимаешь, что делаешь.
– Я был пьян… Но это не значит, что я тебя не хотел.
И вдруг… опять запахло грозой и летом. И теплым асфальтом, с которого первые капли сбивают пыль. До меня не сразу дошло, что это на самом деле запахло. С улицы… Я малодушно обмякла в его руках. Тепло его тела обволакивало, как кокон. Казалось, даже звуки за окном стали тише. Слова были не нужны. Я ощущала биение его сердца, тяжесть легшей поперек тела руки.
