«ЭТО беременность, идиотка! – вопил мой мозг. – Ты залетела, мать твою! Сделай хоть что-нибудь!»
Но вместо того, чтобы что-то сделать, я часами сидела на нашей широкой кровати и, обняв живот, думала, как это все было бы прекрасно. Родить ребеночка, маленькую частичку Димы. Сына, который стал бы любить меня. А я бы его любила… Жила бы ради него. О том, на что мы с ним будем жить, я как-то не думала. То ли настройки мозга были ни к черту, то ли я впрямь была ебанутой… Иногда мне казалось, что токсикоз – это реакция здравого смысла на весь этот, сопливо-розовый дебилизм.
Да, Дима сказал мне, что хочет ребенка. А еще, сказал, что он любит. И что ему меня жаль. А еще, что отправит меня в Корею. С чего я взяла, что врать ради секса, способен лишь Макс?.. С того, что не могла поверить, будто бы Дима хочет меня?
Макс прав: что я знаю о настоящем Диме?
В дверь позвонили и Андрюша побежал открывать. Он ждал какую-то клиентку на макияж и заранее беспокоился, как бы мой организм не начал выплескивать свое отвращение. Я уже полдня ничего не ела и практически не пила, чтобы не лишать человека заработков. Держать пост было совсем не трудно. Беременность, это нечто вроде нескончаемого похмелья. Когда ты, выблевав все стоишь на коленях над унитазом и тебе больше нечего ему предложить, но… Твой. Желудок. С. Тобой. Еще. Не. Закончил.
– Привет! – внутри меня все замерло. – Соня дома?..
– Э-э, она на съемках в Китае.
– Слава богу! – Дима притормозил на миг, чтобы снять ботинки, и пошел по коридору. Андрюша на миг возник за его плечом и исчез за закрытой дверью.
Кан встал на месте, уставившись на меня. Я тоже на него уставилась, позабыв о своих проблемах. В белой рубашке, с закатанными до локтей рукавами и легких бежевых брюках, он выглядел слегка помятым, уставшим, но… таким молодым. Совсем, как я его помнила. Вот только смотрел иначе: с ужасом и болью в глазах.
– Господи… Ты в порядке?
Тут я вспомнила, что сама, выгляжу ужасно. Бледная, опухшая и здорово исхудавшая. Да еще и от слез раскраснелась. И тотчас же обозлилась.
– Я просто не накрашенная!..
– Вскрытие уже делали? – оборвал он. – Мне сказали, что ты больна.
– А-а, – я слабо дернула лапкой. – Это?.. Меня тошнило с утра. Эээ… Желчный… эээ… камень.
Не сводя с меня пронзительного взора, Дима подошел, заставил меня поднять голову и оттянул веко.
– Язык покажи.
Я, как сквозь сон поняла, какая же я дубина! Желчный камень, блин! Он же сейчас меня прямо здесь разрежет. Любой хирург все симптомы знает. И знает: это не лечится. Как и его желание резать и зашивать.
– В больнице уже была? – вдохновился Дима. – Щас новая аппаратура, можно прокол сделать и все удалить. Даже полость вскрывать не надо!..
Я скинула его руку и закатила глаза. В своем, полном денег мире, Дима как-то забыл о том, что эта аппаратура, наверняка стоит денег. К тому же…
– У кого ты была? – он вынул телефон из кармана. – У Петра Степаныча? Странно, что он мне не рассказал.
– Там очень маленький камешек, – соврала я, проклиная свою нелепую ложь. – Сам выйдет.
– Совсем-совсем маленький? – понимающе прищурился он. – Ну, тогда ладно. Желчные камни все время выходят сами… – ему вдруг надоело шутить и Кан рявкнул. – Ляг!.. Ты не была в больнице.
– Не трогай меня! – я тоже повысила голос и отшатнулась, закрыв свой живот подушкой.
– Ладно! Тогда вставай. Поедем делать УЗИ.
– Дима, отстань! Я знаю, что со мной, хорошо? Отстань!
– Что это?
– Съела что-то не то! – я злобно зыркнула в его сторону, вспомнив щелчок, с которым лопнул презерватив.
Твою бесплодную сперму, сволочь!
Кан прищурился и я поняла, что мой сверкающий герой, действительно близорук и, молодясь, не носит очков. Совсем, как наш Шеф. На это раз меня это нисколько не охладило. Я посмотрела на его красивое, с тонкими чертами лицо и подумала, что ему пошли бы очки.
Его глаза сузились и сверкнули. Черты исказились. Интеллигентность словно смыло волной. Я замерла и заледенела. Даже зародыш внутри меня словно сжался под «нежным» взглядом отцовских глаз.
– Ты что, беременна? – спросил он с таким сарказмом, что я протрезвела от сладких мечт. – От меня?
Даже тошнота вдруг прошла. Я поднялась, пролетела мимо него, распахнула дверь и сказала:
– Вон отсюда! Пшел вон!!!
***
– Чего он хотел? – спросил Андрюша, убедившись, что черный джип на самом деле уехал, оглушительно меняя на ходу передачи.
– Убедиться, что я не умру. Я должна быть живой, чтобы реагировать на его издевки.
Андрюша подпер ладошкой лицо и мечтательно вздохнул. Часть его все еще пребывала в мире Скарлетт и Ретта.
– Иногда мне кажется, он на самом деле в тебя влюблен, только скрывает.
Я посмотрела на своего соседа. Очень внимательно посмотрела. Но нет, Андрюша не издевался. Он в самом деле так думал.
– Нет таких скрытных мужчин, чтобы отказывались во имя скрытности от любви, – обрезала я. – И мой тебе совет, как специалиста по предложениям пойти на хер: если видишь, что парень тебя не хочет, верь глазам своим.
– Тогда зачем ему вообще приходить?!
– Потому что он – болен. На всю свою голову.
– Ты дурочка, – сказал Андрюша и еще крепче прижал медведя к груди. – Он пришел, потому что хотел быть уверен, что тебе не требуется его помощь. Просто слишком гордый, чтобы это признать.
Я рассмеялась: горько и почти что на грани истерики.
– Да, точно. Помог, чем мог… Не одолжишь мне парочку сотен?
– Зачем тебе?
– На аборт.
Вместо ответа, Андрей осел на диван и закрыл рот. Руками.
«Радость-радостная и хирургические перчатки»
– Поздравляю! – аптекарша улыбалась мне в пуп, измеряя глазами талию. – Значит, все-таки две полосочки! Радость, а?
На стеклянной стойке перед ней лежал свежий номер МД. Мохнатые от излишков краски столбцы последнего повествования о Тиме и Лине были подчеркнуты красной ручкой.
Видимо, девушка тоже считала, что все решения за женщину, должен принимать мужчина.
– Пока еще ничего не ясно.
Аптекарша посмотрела на меня так, словно я объясняла детям, что Деда Мороза выдумали.
– Да, – пробурчала она. – У вас просто хобби такое – писАть про любовь и пИсать на тесты.
Чувствуя себя виноватой перед верной читательницей, я смущенно посмотрела на мохнатые буквы. Кто мог знать, что кто-то верит в эту историю? Шефа бы сюда. Объяснить еще раз, насколько я бездарно выдумываю. Я покраснела, глядя в обиженные глаза. Пробубнила.
