– Прости, – прошептала я, несмело тронув его рукав. – Я в жизни не думала…
Он не сказал ни слова.
Замкнувшись в себе, Дима молча вел машину по городу. Пролетавшие за окном фонари то и дело выхватывали из темноты его бледное, ничего не выражающее лицо. Если он и помнил о том, что я – рядом, то виду не подавал.
– Дима, – сказала я, – мне плохо. Меня тошнит, когда ты постоянно петляешь.
Он тихо выругался.
Развернул машину, в лучших традициях полоумных братков, взвизгнув колесами. И мы слетели по склону с Муравьева-Амурского. Джип повернул к желто-белому дворцу с высокими греческими колонами и резко остановился, зафыркав на холостом ходу.
Дима молчал, не спуская глаз с приборной панели. Я тоже молчала, тупо глядя на здание. Главный городской ЗАГС. Если это намек, то я готова была понять его верно. Но Кан ни на что мне не намекал. Лишь молчал и смотрел на ему лишь видимую точку. И я поняла, почему он медлит. Он был чересчур порядочным, чтобы не жениться. Он мне еще в Корее сказал, что его ребенок родится законнорожденным.
Все было предрешено.
Я снова вспомнила предсказание. Почему я считала, что выйти замуж без радости, мне будет все равно радостно? Радостно не было. Печально было. Я пузом его приперла. Хотя и твердила, что не желаю иметь детей. Теперь желала. А Дима?..
– Ты любишь меня еще? – спросил он внезапно.
– Я тебе десять раз уже говорила…
– Так скажи в одиннадцатый! Так, чтоб я понял.
– Да, я люблю тебя, – процедила я. – Аж, подыхаю! А ты меня?
– Да всей, блядь, своей душой! – он врезал кулаком по рулю.
Меня подкинуло в кресле.
Какая-то женщина шарахнулась от резкого звука клаксона. Упала. Беспомощно заворочалась на сухой листве, пытаясь подняться. Выругав ни в чем не повинную жертву своей несдержанности, Дима выбрался из кабины и пошел ее поднимать. На мой взгляд, это могло напугать ее еще больше, но женщина, когда ее достали из листьев и отряхнули, выглядела довольной.
Дима вернулся, наполнив салон запахами улицы: дыма, выхлопных газов летящих мимо автомобилей и незнакомых женских духов. Похоже, он не шутил.
– Когда я ушла, ты просто захлопнул дверь, – напомнила я угрюмо.
– А что я должен был делать?! Ползти за тобой? На брюхе по стекловате? Я пытался объяснить тогда, в Южном. Но ты как будто не понимаешь…
– Ради детей пришел!
– Любовь для меня – поступки. Если ты не видишь их, если ты не веришь, значит моя любовь тебе не нужна.
– А моя тебе?
Дима мрачно посмотрел на меня.
– Что, по-твоему, я делаю здесь сейчас?
– Тянешь время до закрытия ЗАГСа.
Он вздохнул и пальцами потер веки:
– Ладно, я буду кратким. Я очень тебя люблю. Не знаю за что, наверное, окончательно спятил. Но как бы то ни было, я люблю тебя, я уверен. И я тебя спрашиваю, еще раз, по-человечески: ты правда любишь меня? Ты, правда хочешь иметь от меня детей? Ты хочешь быть со мной? Ты в этом абсолютно уверена?
Я задохнулась.
– Естественно! Почему ты спрашиваешь?
– Потому что ты не сказала мне! Потому что ты заставила меня думать, что пытаешься вернуться в Корею через постель. Потому что ты на аборт записана!..
– Я не хотела тебе навязываться. Мне показалось, ты пожалел, что привез меня тогда. О том, что спал со мной пожалел… У нас уже было нечто подобное три года назад! И я… Я просто пыталась… Хотела сделать вид, что для меня это тоже не имеет значения… – разволновавшись, выкрикнула в запале. – Я же сказала, что до последнего хотела оставить… Будь это один ребенок, я родила бы и без тебя.
На этот раз задохнулся он.
В первый раз я видела Диму таким взволнованным. В первый раз он не мог подобрать слова. В первый раз его чувства были написаны на его лице и я читала их так же четко, как он обычно читал мои.
– Нет. Я! НЕ!! ЕБАНУТАЯ!!!
– Оно и видно, – сухо ответил он. Потом рассмеялся вдруг. – Как думаешь, Природа уже достаточно отдохнула, чтоб наши дети могли продолжить династию?
Сперва я хотела обидеться, но вспомнила совет Сони – перетерпеть.
– Я думаю, – я осторожно вложила руку в его ладонь и Кан ее сжал с таким облегчением, словно сам хотел ее взять, но все не решался, – что хотела бы мальчиков. Если они вырастут хотя бы в половину такими же красавчиками, как ты, им уже повезет.
В горле стояли слезы. Наклонив голову, Дима пронзительно смотрел на меня.
– Если им по-настоящему повезет, они родятся девочками, похожими на свою маму.
Пока я по привычке искала в этом подвох и скрытые колкости, он перегнулся через меня, открыл бардачок и достал из него чей-то паспорт. Новенький и пахнущий клеем и коленкором.
– Мой первый подарок тебе, как жене.
Я тупо смотрела то на него, то на паспорт. Все собиралась с духом, чтобы сказать ему: сейчас не время шутить! Но Дима был серьезен, как перелом. Он даже не улыбался. Я робко приподняла обложку. Уставилась на свою фотографию. На имя к ней «Кан Ангелина Викторовна». Я лихорадочно пролистала к страничке с надписью «Семейное положение».
Там, посреди страницы, эффектно расположилась печать. Мохнатые от избытка краски, контуры и слова. Совсем, как в заголовке газеты, что читала аптекарша.
Центральный ЗАГС
гор. Хабаровска
5 сентября 2003г.
зарегистрирован брак
с гр. Каном Дмитрием Сергеевичем 1964 г.р.
Я раз за разом перечитывала то печать, то свое старое-новое имя. То смеялась, то плакала. То все вместе. Сердце плавилось, любовь подступала к горлу. Дима снова посмотрел на часы.
– Идем. Нам надо расписаться у них в реестре и старый паспорт сдать, – сказал он, распахивая дверцу. – И вытри слезы. А то решат, что я тебя в заложники взял…
