– Ох-т-тыш! – Челюсть у Пуха чуть не отпала. И было с чего: мы оказались внутри невидимого купола. Тот переливался над нами всеми цветами радуги.
– Это только снаружи он синий, а здесь – вот такой! – сказал я, а сам двинулся к стоящей прямо посреди пространства внутри купола армейской палатке. Там осталось «мое барахло» – то, что скоро понадобится.
– И да-давно т-ты узнал об эт-том ме-месте?
– Давно!
– И мне ни-ничего не с-сказал, – буркнул Пух.
Не стал отвечать – толстяк почему-то наивно считал меня напарником. Думал, видимо, что я буду везде таскать его с собой. Но мы даже не друзья! Если вдуматься, то я испытывал к парню только жалость – он напоминал меня же в детстве… Когда мать умерла, тетя, добрая душа, часто подкармливала сладостями, поэтому стал быстро набирать вес.
А потом тетя и дядя от меня отказались. Отдали в детдом, там уже и похудел. И все детство, сколько себя помнил, страдал от комплексов. В детдоме дразнили жирдяем, а девочки даже не смотрели – хоть и был смазлив на физиономию. Никто не мог рассмотреть под слоем жира будущего красавчика Сокола.
Так вот, Пух – вылитый я в детстве. Только поэтому с ним и возился. Но можно ли это назвать дружбой?! Вряд ли!
– У те-тебя тут и из-збушка есть? – Пух показал на палатку.
– Есть такое! – Я зажег керосинку, показал на нее напарнику. – Только ты ее сильно не пали. Кислорода сюда мало попадает, поэтому иногда надо проветривать через лаз, но только чтобы под контролем. Так, чтобы, пока меня не будет, тебя тут не сожрали.
Пух нахмурился:
– Сокол, почему ты не хочешь брать меня с собой?
– Все просто – не хочу, чтобы ты погиб зря.
– Я – з-зря? А ты-ты меня-то с-спросил, н-не?
– А что спрашивать-то?! Я же знаю – для тебя это так, приключения, не более… Как сходить потусоваться. Поглядеть на автобус-призрак.
– Это та-так ты про ме-меня думаешь, д-да?! – насупился толстяк.
– Ну а как? Не так разве?
– М-много ты зна-знаешь! А вообще не х-хочешь брать – х-хрен с то-тобой. Но ко-когда помрешь, то не с-сваливай на ме-меня – я те-тебе предлагал с-свою по-помощь.
– Пух, слушай, не время…
– С-самое время! Ты ду-думаешь, те-тебе это одному на-надо, найти т-тот автобус?
– Ну да, – кивнул я.
– Ты оши-шибаешься, – ответил Пух.
– Это еще почему?
Сталкер посмотрел по сторонам, будто политик, проверяющий наличие жучков в кабинете перед важными переговорами.
– Ты мно-много обо м-мне не-не знаешь…
– Ты вообще о чем?
– Я уже ви-видел этот а-автобус…
– Ты? Когда? – удивился я.
– Если т-ты ме-меня уг-гостишь вот этим… – Пух показал на чайник, который стоял на складном столике, – то я те-тебе да-даже расскажу.
– Сейчас заварю… – ответил я.
Новая информация шокировала – вот, значит, почему Пух подбивал на поиски автобуса. Он и сам его искал, но для чего?
– Н-ну! – сказал я.
– С-сначала ча-чай, – ухмыльнулся Пух.
«Вот зараза! Но ради того, чтобы узнать то, что знает напарник, даже заварки не жалко».
Налил чаю – и Пух начал рассказ…
* * *
Местонахождение не определено,
27 апреля 1986 года
– Папочка, мы вернулись, да? – спросила Катя.
Елизаров не знал, что ответить.
Весь автобус стоял на ушах. Наперебой звучали вопросы, на которые у чиновника не было и не могло быть ответов: «Почему вернулись?», «Что это за туман?», «Почему так холодно?» и даже «Мы уже умерли, да?».
Елизаров выдохнул, пытаясь взять себя в руки. Для начала надо сделать так, чтобы люди успокоились.
– Послушайте! – Сергей Андреевич встал с места, подняв руки. А что делать дальше – непонятно. – У нас произошла нештатная ситуация.
– Это мы уже заметили, – сказала бойкая тетка с соседнего, шестнадцатого места. Ее всклокоченные волосы торчали соломой в разные стороны.
– Это хорошо, что вы заметили. Потому что сейчас мы должны во всем разобраться.
– Вот и разбирайтесь, это ваша работа! – ответила тетка.
Сергей Андреевич хотел возразить, что работа у него – в администрации, а не здесь. Потом сообразил: женщина в целом права – Елизаров взял на себя ответственность за людей в автобусе, поэтому обязан был нести ее до конца. По крайней мере, до тех пор, пока автобус не приедет до места назначения.
«Он уже приехал. Пункт назначения здесь», – почему-то подумал Елизаров, но вслух сказал другое:
– Мы… точнее, я, как представитель администрации города Припять, во всем разберусь. Только, пожалуйста, давайте не будем поддаваться панике. – Взгляд чиновника упал на бабулю, которая крестилась – как-то не по-советски совсем! Но не время еще и с религиозными пережитками разбираться, надо узнать, что происходит за окном.
Елизаров вернулся к водителю:
– Может, прибавишь печку?
Тот снова курил:
– И что дальше? На сколько нам бензина хватит?
– На сколько, на сколько… Уж не думаешь ли ты, что этот туман здесь навечно? Наверняка за нами уже выехали… – Тут Елизаров замолчал. Сам себе не поверил. Слишком уж странный этот туман. Неестественный.
А еще это противное чувство: будто внутренности скручиваются, а потом резко вытягиваются в разные стороны, словно канаты между командами спортсменов.
– Мы… Мы со всем разберемся! Обещаю! – проговорил Елизаров как можно убедительнее.
Несмотря на холод, у Сергея Андреевича вспотел лоб. Чиновник вытер его платком, посмотрел на Катю, которая мерзла даже под ветровкой. Долго они так не протянут. Надо решать, что делать – дальше сидеть в автобусе и ждать помощи либо искать укрытие вне транспорта.
Но вот выходить в туман, который казался живым, не очень-то хотелось.
«Да, блин, проще уволиться, чем заниматься подобными вещами. Сначала авария, потом это… А что это, собственно?!»
– Прибавь-ка печку, – сказал Елизаров, – а то народ мерзнет. А я сейчас подумаю… да, подумаю немного…
– Хорошо. – Водитель повернул крутилку на панели приборов. Елизаров подставил кисти под струи теплого воздуха – хорошо-то как!
«Сейчас всем станет немного теплее. Большего я им пока дать не могу», – подумал чиновник.
– А дальше… дальше-то что? – спросил пассажир, которому на вид было за пятьдесят. Лысина и очки в толстой оправе – напоминал профессора в институте.
– А дальше – ждем… ждем помощи. В любом случае в таком… в таком тумане ехать нельзя, разбиться можно!
