Мы встали на трассе рядом с остановкой автобуса, которая смотрелась в лесу куда более пустынной и одинокой, чем если бы находилась в городе. Я сжался в комок, готовясь к худшему.
И худшее незамедлительно наступило.
– Больше. Не смей. Трогать. Димку! – отчеканил Александр Андреевич, тыча в меня желтым от папирос пальцем.
– Но он… – начал было я, голос дрожал, живот сводило, колени подкашивались.
– Ничего не хочу слышать! – рявкнул Димкин отец.
– Но он… он же сломал мой корабль!
– Он – инвалид, слышишь, ты? Тебе повезло, что ты родился здоровым, а ему нет. Так что – заткни! Свою! Пасть! – снова отчеканил Александр Андреевич.
– Вы никогда меня не любили! – выдохнул я; накопившийся гнев разом выплеснулся наружу, словно варенье из разбитой банки. – Никогда! Вы все время защищаете его, даже если он не прав, просто потому что он ваш сын!
– Ах так, да?! – Александр Андреевич схватил меня за локоть, развернул к себе. – Так?!
– Вы меня не любите, потому что не можете смириться с тем, что я здоровый, а ваш сын нет!
Димкин отец вскипел еще больше.
Хрясь! Последовало удар по лицу – по щеке разлилась жгучая боль.
– За что?! – взвизгнул я.
– Замолкни, щ-щенок! – процедил Александр Андреевич. – Я нянчусь с тобой, потому что твоя мать тебя бросила. Сначала она охмурила моего родного брата, а потом подкинула нам тебя.
– Она… ее…
– Что – она? Ты не знал, что она тебя бросила?! Так я тебе и не говорил, потому что жалел, гаденыша, но ты сам напросился, – ответил Димкин отец, а потом наклонился к уху, чтобы нас точно не слышали из машины: – Мы тебя воспитывали, потому что нам тебя подкинули. Мы не могли иначе. Наташка моя, она слишком добрая, чтобы отказать в помощи родне. Но это не навсегда. Не навсегда, поверь мне! Когда-нибудь ты уйдешь…
– Моя мать… она умерла!
– Да, а до этого она подкинула нам тебя.
– Она умерла, поэтому вы забрали меня.
«Он же сам говорил: мать умерла после того, как узнала, что отец пропал. Сильно сдала и умерла, поэтому я попал в семью брата отца, в Димкину семью».
– Да, она умерла. Ты прав. – Александр Андреевич сглотнул. – Но до этого она принесла к нам тебя. Крохотного еще. И умоляла забрать, потому что не могла тебя воспитывать. Просто не могла! Ты напоминал ей Сережку, моего брата, твоего отца. Всегда, когда она видела тебя, она вспоминала его, понимаешь?! Каждый раз!
Я не знал, что ответить. Новая информация настолько ошарашила, что хотелось выть – если не на луну, так на яркое солнце.
– Она попросила, чтобы мы тебя официально усыновили, хотя мы и не хотели. А потом… потом она покончила с собой, так что у нас не оставалось выбора. Повесилась на дверной ручке. Сунула голову в петлю – и все, гуляй, Вася! Пристроила сына, называется. А мы ведь пожалели тебя, растили как родного, а ты видишь что творишь, над больным ребенком издеваешься!
Дверца авто открылась, показалось взволнованное лицо жены:
– Сашенька, не надо! Он же ребенок еще!
– Хорош ребенок, тоже мне… На тех, кто слабее, руку поднимает. Дожили! Пусть понимает теперь весь… – Димкин отец сделал паузу, – груз ответственности. Думаю, что он больше не будет так делать. – Потом протянул мне руку. – Вставай. Разговор на сегодня закончен. Едем дальше.
И Александр Андреевич как ни в чем не бывало сел за руль. Я же не мог отделаться от мысли, что меня предали. И кто? Родная мать!
Димка же, глядя на меня, всю дорогу улыбался. Видимо, догадывался, о чем мы говорили с отцом. И в одном его отец прав – больше руку на Димку я не поднимал. Ни разу.
Останки корабля я нашел через день у помойки – растоптанные и жалкие.
«Он все-таки сделал это», – констатировал я и расплакался, потому что подумал, что сломали не просто поделку, а всю мою жизнь…
* * *
Припять,
дата не определена
Кто-то трепал меня по голове – мама вернулась? Она пришла за мной?
– Приехали, – сказал голос, почему-то мужской.
Открыл глаза – Пух кивнул на тень за окном.
– При-приехали, говорю, адрес тот!
– Заснул, видимо, – зевнул я.
– Ты-ты побелел. Как ту-туман…
– Кошмар приснился.
– Кошмар?!
– Да. Картинки из прошлого. Где мы, говоришь?
– По а-адресу при-приехали.
– Отлично!
Пух хотел уже выскочить из машины, но я положил руку ему на плечо:
– Постой!
– Ч-что та-такое?
– Зачем ты здесь? – спросил я в лоб.
– Ч-что?
– А вот то самое – для чего ты здесь? С Наташей все понятно – она здесь, чтобы найти Черепа. Я так понимаю, у нее какие-то свои личные разборки с ним. Может, даже он ее бывший. – Последние слова я произнес с особым цинизмом в голосе. – А может, и настоящий, как знать?! Но то, что там личная вендетта, я даже не сомневаюсь. Это видно по ее глазам. Но вот для чего ты здесь – мне не ясно.
Пух ошарашенно посмотрел на меня. Сглотнул.
– Я…
– Да, ты – почему ты пошел со мной?
– Ну, ты мо-мой д-друг…
– Я тебе уже говорил, что мы с тобой не друзья. И никогда ими не будем.
– Мо-может, не-не время се-сейчас?! – попытался уйти от разговора Пух.
– Нет, как раз самое время.
– Но та-там же… – Толстяк показал на здание.
– Да, там я буду искать сестру. Но для начала хочу убедиться, что человек, который отправится туда со мной, не воткнет нож в спину. Только потому, что я чего-то там не знаю…
– Но-нож? С-сокол, да я…
– Говори! – прошипел я, схватив напарника за воротник.
– Я-я же-же говорил, что этот а-автобус… он-н….
– Какой, на хрен, автобус?! Он уже давно остался позади, а мы в мире, где тебя ничего не должно привлекать, так ведь?! Ничего родного, не так ли?!
Парень отвел глаза.
– С-сокол, я же-же тебе пра-правду с-сказал. И вообще, я ду-думал, что м-мы – на-напарники.
– Мы – напарники?! Не смешите мои тапочки! Знаешь что, напарничек, я вижу по твоим глазам, что ты мне чего-то недоговариваешь. И это что-то очень-очень серьезное. Поэтому давай договоримся так – я туда сейчас пойду один, а ты просто сидишь здесь и охраняешь вход, годится?!
– Но-но я ж-же без о-оружия.
– Вот и славно! Значит, никто тебя не украдет. Никому ты не будешь нужен. Просто запрись в машине!
