Я наблюдаю, как Скворец снимает с контейнера крышку и держит над жидкостью мяч из паутины.
– Ты что делаешь? – шепчу я.
– Они не реагируют на звук, можно и громче, – говорит она, пожав плечами. – Пробуем или как?
Такого в базовом курсе для Человека-Паука тоже не было. Я стою перед злодейкой, которая держит в руках мяч из моей паутины, из-за которого мы либо взлетим на воздух, либо нет.
– Ну?
– Можно вопрос?
– О, вот теперь у тебя появились вопросы, – бормочет она, опустив одну руку на бедро.
– Если эта штука может взорваться, не стоит ли оттащить ее поближе к центру событий? Например, на Таймс-сквер.
Она поднимает бровь.
– А, теперь ты хочешь сначала ее туда донести, – говорит она. – А ты прослушал, что она легко взрывается?
– Знаешь, большую часть жизни я прожил в Нью-Йорке. Это мой дом. Мое все. И если я не исправлю случившееся сегодня, то потеряю все. Там, внизу, мои родные.
При этих словах в ее лице что-то меняется.
Я вспоминаю день, когда таскал коробки наверх, в бабушкину квартиру, и мечтал приклеить к стене ручку, чтобы дверь не закрывалась. Я хотел побыстрее закончить.
Теперь я бы хотел наслаждаться тем вечером, каждой секундой, которую я провел за столом, поедая пиццу от Алессандро, пока мама и Ганке обсуждают целесообразность нанесения своего имени на специальные ярлычки на одежде.
Я готов был рискнуть жизнью ради еще одного такого вечера.
– Мне нужна твоя помощь. Один я это не сдвину.
Она закатывает глаза, возвращает крышку на место и спрыгивает с лестницы.
– Я-то думала, у тебя там очень мощные бицепсы, но ладно.
– Что?
– Говорю, сделай мешок из паутины, нужно же в чем-то это нести.
Глава 17
Я УЖЕ придумываю, как буду рассказывать эту историю Питеру: «И вот, значит, лечу я над Манхэттеном с контейнером, в котором плещется химически нестабильная жидкость с наноботами, они питаются от покрытой золотом статуи из румидия, которая стоит 4,5 миллиона долларов, а несет меня внучка твоего заклятого врага».
И все это абсолютно нормально.
Я продумываю, что делать, если она решит меня отпустить. До того как стать Человеком-Пауком, я немного страдал от страха высоты, как и большинство людей, но быстро от него избавился – после первого же занятия с Питером. Но это! Такой высоты я все же боюсь. Я болтаюсь в 150 метрах над Нью-Йорком со светящейся емкостью, полной взрывоопасной жижи, а мой худший враг может в любой момент меня отпустить.
– Скворец, – говорю я, – мне кажется, тут можно приземляться.
– Уверен? – спрашивает она.
– Да, – отвечаю я, нервно сглатывая. – Уверен.
Она замолкает, но не сбавляет высоту.
– Ты боишься, что я тебя отпущу.
– Нет, что ты. Просто здесь отличное место, – отчаянно вру я.
– Мы над пристанью, – говорит она. – Просто признайся, что боишься.
– Нет, не боюсь, – настаиваю я.
– Как скажешь, – говорит она. – Знаешь, Человек-Паук, про меня много чего можно сказать, но я не убийца. Я обещала доставить тебя на Манхэттен. Я тебя туда доставлю, а потом заберу Воронов и вернусь с ними домой, как будто ничего этого не было.
Я вздыхаю, понимая, что как бы ни было страшно в полутораста метрах над землей, это моя единственная возможность спасти город. Нужно доставить наноботов в самое его сердце, туда, где до сих пор сидит большинство птиц. Перья разнесло сильным осенним ветром по всей округе, и теперь ими усыпаны крыши. Машины на улицах стоят уже не в случайном порядке, а кучками. Фары гаснут. В городе воцарился такой хаос, что разрушения после нас с Питером кажутся просто детской забавой. Из пожарных гидрантов в воздух бьет вода. Газетные киоски опрокинуты.
Мы пролетаем над южным краем Манхэттена, внизу снуют птицы. Похоже, людей поблизости почти не осталось, и они притихли.
Боже, только бы сработало.
Я закрываю глаза, глубоко вздыхаю, а потом вдруг понимаю… что мы… снижаемся?
– Эй, в чем дело? – спрашиваю я, когда контейнер касается дном одной из крыш. Следом приземляюсь я, рядом опускается Скворец и складывает за спиной крылья.
– Ближе нельзя, – говорит она, потирая руку. – Мой дедушка до сих пор где-то там. Может, прячется или расставляет ловушки для Человека-Паука. В общем, мне нельзя показываться ему на глаза. Не могу смотреть на него и говорить, что я исправила… или помогла исправить сделанное им. Не могу.
Она как-то поникла. И я понимаю, каково принимать такие решения.
– Когда ты говорила, что только мы сами можем о себе позаботиться, – начинаю я, – ты ведь говорила о своем опыте?
Она молчит, бесцельно возя пяткой по крыше, но потом поднимает на меня взгляд и говорит:
– Когда растешь в одиночестве и думаешь, что ты ошибка, приучаешься так считать; когда на тебя смотрят так, будто ты причина чужих страданий, и никто не вспоминает о том, что ты всего лишь ребенок… Да, приучаешься так думать.
Я помню, как смотрела на меня хозяйка магазина. Я помню, что глаза ее горели ненавистью. Она осудила меня, ничего обо мне не узнав. Даже если бы именно я обокрал ее магазин, она бы бросилась колотить меня метлой, даже не подумав, что, может быть, я ребенок, которому просто нужна помощь. Может, учитывая, что Стивен с отцом на следующий день после ограбления пришли в П.И.Р., он был именно тем самым ребенком. Скворец никогда не узнает, что в ее команде есть человек, который почти выставил меня виновным в ограблении, но понять, как это, она может.
– Я понимаю, – говорю я. – Люди забывают, что под моей маской обычный человек.
Она смотрит на меня и кивает.
– Мне пора. Береги себя, Человек-Паук.
Она через плечо бросает мне мяч из паутины и прыгает с крыши. Я наклоняюсь и ловлю его, а она внезапно взмывает в небо, и об красные крылья бьются прохладные лунные лучи. Я поворачиваюсь к контейнеру.
– Это еще что такое? – раздается позади знакомый голос.
Я резко разворачиваюсь и с удивлением вижу в тени силуэт на голову выше меня. Питер в костюме Человека-Паука выходит на свет и улыбается.
– Она не так уж плоха, – говорю я, но замолкаю, когда замечаю, как Питер повел бровью. – В смысле, не злодейка. Просто… запуталась.
– Ты уговорил ее тебе помочь, – произносит он. – Это… это просто потрясающе!
Я пожимаю плечами и смущенно улыбаюсь.
