– Ну да, вроде как набрался у тебя кое-чего.
– Что ж, рад, что сумел помочь.
– Кстати, а где Стервятник? – спрашиваю я.
– Пока в подвешенном состоянии. Я спешил тебя найти. Что, кстати, не сложно. С этой штукой в руках ты как светлячок-переросток.
– В подвешенном состоянии? Ты ведь буквально его где-то оставил висеть, да?
Питер кивает.
– Да. Именно так. Так вот, есть мысли, как дальше действовать? – спрашивает он, обводя рукой улицу, где три жуткие птицы треплют горящее такси, переворачивают его, дожидаются, пока машина взорвется, и шумно этому радуются.
– Ну, у меня вроде есть план, – отвечаю я, хотя все это больше похоже на вопрос. Я подхожу к контейнеру и внимательно осматриваю его, стараясь не трогать. – Это все оставшиеся наноботы, – объясняю я. Питер стоит с другой стороны контейнера и рассматривает его. – Только не трогай. Они нестабильны и могут взорваться.
– Что они могут? – Он отходит назад так быстро и едва не спотыкается. – И ты поставил эту штуку на крышу жилого дома?
Я широко раскрываю глаза и смотрю с крыши вниз, пытаясь понять, где мы. Вижу сломанную вывеску с надписью «Дом престарелых у Проспект-парка».
Я снова смотрю на Питера и нервно сглатываю.
– Ну, честно говоря, место выбирала она.
Питер пожимает плечами и вздыхает.
– Так, понятно. Насколько сильным будет взрыв?
– Сложно сказать, пока не попробуем, – говорю я, смотря на него. Питер смотрит на меня. – Кажется, у моей паутины есть антисептические свойства.
– Ага. И… что это значит? Она горит?
– Не совсем. Просто вместе с моей ДНК она отключает наноботов. Ганке так сказал. Я выстрелил паутиной в одну из птиц, и она вроде как… начала превращаться в человека.
– То есть ты думаешь, – рассуждает Питер, – что если смешать паутину с наноботами, можно их выпустить и обратить все вспять?
Вдруг загорается вспышка света, лицо взрывается болью. Я отлетаю назад и с силой падаю об крышу. Небо надо мной крутится, загораются звезды. Звезды! Которых я сто лет не видел из-за смога. В нос бьет запах крови.
– Вы ничего не сделаете с моим шедевром, – слышится знакомый мне голос Стервятника. Я отскребаю себя от пола и вижу, как Питер бросается на злодея.
– Я думал, что оставил тебя там, где тебе самое место, – удивляется Питер, когда Стервятник начинает рвать паутину.
Каждая клетка моего тела кричит о том, чтобы я закрыл глаза и схватился за голову, подождал, пока не исчезнут эти звезды. Голова болит. Болит все. Для старика у Стервятника отличный удар. Я вижу смесь красных легинсов и зеленого металла, иногда мелькает реактивный ранец, но, когда зрение окончательно проясняется, я слышу, как Питер задыхается.
Я быстро оцениваю ситуацию и понимаю, что Стервятник держит Питера за шею прямо на краю крыши. Ноги его болтаются в воздухе, и отчаянная нитка паутины летит вверх, в злодея, но тот перехватывает запястье Человека-Паука, и паутина улетает в пустоту.
– Парень, контейн… – еле выдавливает он, пока Стервятник сжимает ему шею.
– Ты про этот?! – перебивает Стервятник, поворачиваясь и выстреливая в него крюком. Кровь колотится в висках, но я заставляю себя двигаться, пусть в теле и ноет каждая кость.
Я не сдамся.
– Хватит, Стервятник, – говорю я, поднимаясь в полный рост и направляя веб-шутер прямо на него. Я готов перехватить его крюк, как только он выстрелит.
– Какая ирония, а? – спрашивает Стервятник, отбрасывая Питера в сторону. Тот падает с гулким вскриком, взбивая клубы пыли. – Приводишь с собой ученика, – второй крюк он направляет на Питера и с жуткой улыбкой поворачивается ко мне, – а я своего.
Я щурю глаза, и мне очень хочется рассказать, что его ученица как никто помогла разрушить его планы. Вот только я не имею никакого права выдать Скворца. Возможно, именно благодаря ей мы сможем спасти город. Разве можно ее за это подставить?
– Совпадение, – отвечаю я.
– Что? – спрашивает Стервятник.
Я смотрю то на Питера, то на злодея и думаю, не сказал ли какую-то… глупость.
– Я… кхм… – Я прокашливаюсь и повторяю то же самое, но с большей уверенностью. Я сам решаю, что говорить, и буду на этом настаивать. – Я сказал, что это случайность, а не ирония. Ирония – это выражение некоего значения с использованием слов в обратном смысле. А это – совпадение.
Стервятник смотрит на меня с выражением, в котором слились замешательство и оскорбленное самолюбие, а Питер хихикает. Злодей поворачивается к нему.
– Что? – удивляется Питер, пожимая плечами. – Парень дело говорит.
Я невольно улыбаюсь. Может, я и разозлил злодея, зато мой любимый супергерой смеется. Щелчок, и в мою сторону вылетает угрожающий крюк.
– Заткнитесь оба, – шипит Стервятник. – Вы думаете, я в игры играю? Я всю жизнь потратил на то, чтобы воевать, пробивать себе путь к победе, а в итоге оказался подопытной зверушкой!
В голове у меня звенят слова Скворца: «Вы просто отправили его в Райкерс на всю жизнь… Бросили его умирать, даже не выполнив последнее желание».
Она сказала, его последнее желание – обрести свободу. Так она думала. Она думала, что дедушка хочет оказаться на свободе, расправить крылья и летать в свое удовольствие, как нормальный Стервятник на пенсии. Он мог бы этим и заниматься, и ему бы позволили, если бы не нужно было отбывать срок. Но нет, старику понадобилось сбегать из тюрьмы, красть формулы ЩИТа и статую из Галереи фотожурналистики, а потом превращать половину города в пернатых зомби.
А все ради чего?
Чтобы отомстить одной-единственной компании?
Если говорить исключительно об эффективности, быстрее было бы просто напасть на их штаб-квартиру. Но ему понадобилось втягивать в дело внучку и ее Воронов, врать ей, заставлять думать, что она помогает старому безнадежному старику, которому просто нужно сделать все правильно.
– Брось, Стервятник! – кричу я. – Оставь в покое ни в чем не повинных людей.
– Ни в чем не повинных? – повторяет он, выпятив грудь. – Эти ни в чем не повинные люди жили свои жизни, пока я заживо гнил в Райкерс! Каждый день я сидел у окна, и все мое тело кричало об обретении мира. Я просто хотел спокойствия!
– Такого мира ты хотел? – говорю я. Теперь я зол. Я знаю, он не будет прикидываться жертвой, учитывая содеянное.
– Они этого заслужили, – говорит он, прищуривая глаза.
Он смотрит на меня. Переводит взгляд на контейнер и снова на меня. Я слышу щелчок, а дальше все происходит будто в замедленной съемке. Крюк летит сквозь воздух, и за доли секунды мне нужно решить, что делать.
