По вагонам то и дело сновали, пугая пассажиров, диковатого вида военные, жадно разглядывавшие пассажиров. Порой мы ловили на себе их хищные взгляды, а холод коридоров, насквозь продуваемых сквозняком, лишь укреплял гнетущее чувство тоски и беспомощности, воцарившееся в наших душах. Так пролетало время: дорога до Будапешта, которая в обычное время занимала шесть часов, как я уже говорила ранее, сейчас растянулась на целых шестнадцать. Все эти шестнадцать часов мы боялись не то что тронуться с места, но даже пошевелиться. Темнота не позволяла нам увидеть друг друга. Лишь прикуривая сигарету, мы на короткое мгновение могли различить блики света, плясавшие на лицах.
Прибыв в пункт назначения, мы устроились в отеле «Буда», условия в котором значительно отличались от условий «Бристоля». Никто не испытывал проблем с продовольствием. Всего имелось в достатке. Солдаты союзных войск постоянно патрулировали улицы. «Буда», помимо гостиничного комплекса, включал в себя санаторий, строительство которого активно завершалось.
В залах заведения всегда звучала громкая музыка, гости слушали ее и отвлекались от грустных мыслей. Подобная атмосфера расслабляла нас, даруя заслуженный отдых, однако мысли наши были заняты одним — возвращением в Турцию. К кому нам следовало обратиться за помощью? Куда? Как?
Иногда я, выглядывая в окно, могла увидеть вдали знакомые очертания. По ту сторону Дуная, как напоминание о далекой родине, виднелась крохотная крепость Акакале, оставшаяся на память от наших предков, которую охранял один-единственный комендант.
Время от времени мы гуляли по Будапешту. Ввиду того, что наш отель славился своими развлечениями, он привлекал внимание не только посетителей, но и обычных горожан. Многие предпочитали трапезничать или просто пить чай именно тут. «Буду» окружал пышный сад, и я ничуть не преувеличу, если скажу, что по выходным сюда стягивался весь городской люд. Все наслаждались музыкой военного оркестра, звучавшей в саду, и с удовольствием гуляли по извилистым тенистым аллеям. Были среди отдыхавших и турки, так же как и мы, не сумевшие вернуться на родину. С каждым днем их количество все росло — справляться с тоской вместе было гораздо легче, и мы отлично проводили время.
Как-то раз нас разбудил раздавшийся посреди ночи звук пулеметной очереди. В отеле царил хаос. Гости в растерянности бегали по коридорам, лихорадочно собирали вещи и намеревались немедленно отправиться в путь. Мой супруг поддался панике, впопыхах натянув одежду и схватив наши сумки. Я же лежала под одеялом и не могла заставить себя пошевелиться. Что-то подсказывало мне, что снаружи происходила стычка с большевиками. Какая-то беда не то уже нависла над нашими головами, не то собиралась нагрянуть в ближайшее время. Могли ли мы как-то воспрепятствовать этому? Нет. Путь к отступлению был отрезан. Да и разве нашлись бы в такой час автомобиль или грузчик, чтобы перевезти все наши вещи? Я припомнила месторасположение отеля. Он находился на холме, в стороне от города. Между тем мы прекрасно знали, что вооруженные стычки проходили на главных улицах, поодаль от нас. А мы же, поддавшись панике, уже собирались было бросить это безопасное место и броситься в самую гущу событий! Тогда я поняла, какую огромную ошибку мы могли совершить, если бы попытались отыскать в городе более безопасное место. Так что, пока перестрелка не затихла, я старалась держать себя в руках и, как могла, успокаивала супруга и наших друзей. Все мы остались у себя в номерах. Возможно, именно это хладнокровие и помогло моим близким сохранить ясность ума и не совершить опрометчивых поступков.
Спустя пару дней после непрестанных уличных волнений над округой нависла тишина. Богатые жители Будапешта в спешке покинули город. Вместе с ними его покинуло и веселье. Теперь мы редко появлялись на центральных улицах, ибо любой мало-мальски прилично одетый человек мог вызвать подозрения. Большевики, изголодавшиеся и вымотанные бесконечной войной, то и дело искали повод для проявления агрессии. И поэтому, чтобы в относительной безопасности передвигаться по городу, я отыскала в саквояже купленную еще в Вене простенькую шубку из выдры.
Помню, как однажды я надела ее, когда мы с супругом направились в чайную, потому что хотели привнести немного разнообразия в нашу рутину. Путь был недолгим, однако я то и дело ловила на себе полные ненависти и презрения взгляды. Мы уже возвращались с прогулки, как вдруг проходивший мимо нас человек, внезапно выхватив из кармана перочинный нож, вспорол мою шубку и поспешно скрылся. Находившиеся рядом с нами люди попытались задержать нарушителя, но безуспешно: тот оказался проворнее нас и исчез без следа.
Женой турецкого консула в Будапеште была американка. Из-за того, что супружеская чета долгое время проживала в Турции, мадам Джеляль отлично владела турецким языком. Мы довольно-таки неплохо общались с ними, ибо мой супруг знал консула еще до брака со мной.
В те годы я поддерживала активную переписку с великим визирем в Стамбуле Иззет-пашой и министром иностранных дел Решит-пашой. Я решила написать обоим и попросить о помощи. Я не сомневалась в том, что они непременно нам помогут. Однако проблема заключалась не в том, чтобы написать им, а в том, чтобы доставить письмо в Турцию. Так, в один прекрасный день, я, покуда супруг еще не поднялся с постели, рано поутру отлучилась из отеля под предлогом необходимости срочного похода в магазин. Моя американская подруга мадам Джеляль и ее муж жили в отеле «Венгрия», и я, зная, когда Джеляль-бей отлучится в консульство, направилась прямиком в их апартаменты, чтобы поговорить с подругой с глазу на глаз. Она уже видела подготовленные мною письма к великому визирю и министру иностранных дел. Я попросила отправить эти письма через французское посольство в Стамбул и с готовностью протянула женщине снятое с пальца кольцо — своего рода залог успешной доставки. Мы искренне надеялись на успешный исход дела, однако, помня о возможной неудаче, приняли благоразумное решение в случае таковой ни за что не рассказывать о нашем поступке супругам.
С того момента прошло пятнадцать дней. Мы стояли в холле гостиницы, когда к нам, сияя улыбкой, подошел консул Джеляль-бей и протянул записку, переданную ему главой оккупационного командования в Стамбуле Франшем Деспери. На сборы нам давалось два дня. Мы отправлялись на родину в сопровождении одного офицера и двух солдат. Остальные гости, также желавшие вернуться в Турцию, не понимали, как и откуда с подобной скоростью могли прийти подобные вести, и я видела в их глазах искреннюю зависть. Денег им не присылали, что ввергало их в состояние крайней нужды. Обведя взглядом толпу, я отыскала среди присутствовавших супругу моего брата Абдулькадира-эфенди. Они также проживали в этом отеле, однако у брата разболелась нога, отчего он слег и постоянно просил нас его навещать. Тоска по Родине терзала его. Поднявшись в номер к брату попрощаться, мы постарались заверить его в том, что солнце судьбы, осветившее нас, непременно взойдет и для него.
Спустя два дня в отель прибыли снаряженные для нашего сопровождения французы. У главных ворот стояло два автомобиля: один предназначался нам, другой — военным.
Среди провожавших нас были и Джеляль-бей со своей женой. Расставание оказалось невероятно тяжелым. И, покуда автомобили не тронулись с места, мы, утирая слезы, прощались с людьми, ставшими нам дорогими.
