В этом дворце у нас с мамой была своя комната. У нас с сестрами была своя отдельная маленькая школа. У моих братьев были отдельные покои, они располагалась в селямлыке
[4] дворца, а наши покои находились в гареме (так называемый Малый мабейн)
[5].
В устроенной специально для нас школе было три учителя, а ученицами были я и две мои единокровные сестры-ровесницы. Наш класс располагался в большом зале. Преподаватель по чтению был глубокий старик, мы играли и баловались на его уроках, но бедняга не мог повысить на нас голос, обращался с нами почтительно и снисходил к нашим шуткам.
Однако другие преподаватели были серьезными и не потакали нашим шалостям, так что на уроках мы скучали. Как всяким детям, нам хотелось, освободившись пораньше, как можно скорее выйти в сад играть с друзьями, возиться с игрушками.
До обеда мы проводили время в школе, после обеда — у себя в дворцовых покоях. Туда ко мне приходил учитель музыки, и я с большим желанием играла на фортепиано, совершенно не уставая. Еще мне нравилась игра на мандолине, и мой преподаватель с удовлетворением поддерживал этот интерес к музыкальному инструменту и помогал мне его осваивать.
Признаюсь, меня не увлекали восточные мелодии и напевы. Я росла поклонницей классической европейской музыки, говорят, у меня были способности, меня часто хвалили преподаватели, и от этого я чувствовала восторг и вдохновение. Храбро осваивала трудные пассажи и сразу начинала готовиться к новым и более трудным вещам. Ближе к вечеру, часа в четыре, наступало время для детских игр, а по вечерам мы обычно ходили в дворцовый театр.
Моя мама предпочитала музыку на турецкий манер, и, когда мои братья и сестры организовывали у себя в покоях концерты, где солировали на сазе
[6], мы с мамой тоже приходили послушать этот необыкновенный инструмент, но я ходила на эти концерты только потому, что следовала традициям, а не потому, что получала от этой музыки настоящее удовольствие.
В гареме вместе с нами росли несколько маленьких евнухов. Воспитывая среди нас и в общении с нами, их готовили к высоким ответственным поручениям для личных дел династии. Этим мальчикам предстояло стать верными служителями гарема.
В каждых покоях, занимаемых одной матерью с детьми, росли четверо-пятеро мальчишек, которых обучали мастерству служить евнухами. Невозможно описать уровень их верности и самоотверженности. Но наряду с чистосердечной преданностью в их душах зрела и чудовищная ревность. Прислуживая и бегая по мелким хозяйственным поручениям, они зорко следили за тем, чтобы ни один мужчина не видел нас даже краем глаза!
Множество наших сверстниц и девочек помладше, принятых во дворец для услужения, составляли нам компанию в играх. Они носили стянутые на талии длиннополые платья, шлейф которых тянулся, словно хвост. Шлейф можно было сложить и для удобства прикрепить к поясу с бахромой. На головах у них были шифоновые хотозы
[7] разных цветов в форме тюрбана. Девочки и юные девушки в таких изысканных нарядах обычно прислуживали гостям.
Служительницей самого высокого ранга в гареме была Казначейша-уста. Я знала ее с детства. Она помнила еще эпоху султана Азиза
[8] и была очень пожилой, а потому прямолинейной и неподкупной. Даже отец целовал ей руку, так что ее положение и авторитет были на уровне кадын-эфенди
[9].
Каждую неделю она отправлялась на пятничное приветствие моего отца в карете, маленькие окошки которой, в форме яйца, были оправлены серебром.
В обязанности девушек из свиты Казначейши-усты входил неусыпный надзор за нашим садом и особняком, для чего они разделялись на группы по четыре-пять человек и дежурили днем и ночью. Этому дозору придавалось большое значение, что было связано с печальным опытом: несколько раз девушки спасали от внезапно начавшегося ночью пожара мирно спавших обитателей гарема. Этих дежурных, которых называли «стражницами владыки», щедро угощали днем и ночью. Мы всегда делились с ними всем самым вкусным: летом приносили фрукты на маленьком серебряном подносе, а зимой — каленую кукурузу.
Казначейша-уста ходила с тростью из слоновой кости, украшенной алмазами, изумрудами и рубинами. В помощницах у нее были три гувернантки-калфы
[10], у которых были трости похожей формы, но алмазы были поменьше, а украшения попроще. Наряды Казначейши и ее помощниц были из розового и белого атласа.
Казначейша-уста носила свободный жакет наподобие хырки
[11], края которого были расшиты серебряными нитями. Кружевной хотоз на голове, россыпь драгоценных камней на груди: роскошные броши и булавки. Почтительные и робкие позы, принятые окружающими, с легкостью позволяли издалека заметить приближение Казначейши-усты, ее величавая поступь и важный вид довершали церемониал.
Гарем не занимался политикой и не имел к ней никакого отношения. В современном мне гареме не бывало безнравственных выходок и раздора, потому что мой отец категорически не потакал таким вещам. Единственным исключением из мирного течения жизни были редкие споры и мелкая ревность попавших в близкое окружение султана: кого любили больше, а кого меньше. Однако это естественные и незначительные неурядицы.
Без приглашения ни одна из женщин гарема не могла посещать отца. Только мы, его дочери, были свободны и могли прийти к отцу в любое время, когда пожелаем. Кто бы из гарема ни был в тот момент в его покоях, мы могли зайти и сесть рядом с ним. Отец с удовольствием говорил с нами, но время от времени уходил справиться о неотложных делах в селямлык
[12].
