Собака была довольно уродливая, простая черно-белая дворняга, похожая на фокстерьера, однако ее преданность, восприимчивость и сообразительность восхищали всех. Отец очень любил животных. Его спутниками и друзьями на протяжении многих лет были белая ангорская кошка и белый попугай. Попугай точь-в-точь повторял отцу все то, о чем говорили за пределами его покоев (с прекрасным произношением).
Белая кошка ела только тогда, когда ее кормили с вилки. Трое животных неотлучно находились рядом с отцом, когда он отдыхал, вместе играли, гуляли и забавлялись, ожидая ласк от хозяина.
Парадных залов-павильонов во дворце Иылдыз было несколько, одним из них был зал Шале, где отец принимал иностранных дипломатов и устраивал для них банкеты.
По правде говоря, для этих целей был задуман павильон Хариджийе — огромный и величественный. Но отец общался со всеми иностранными послами в дружеской манере, потому выбирал более камерный зал. Он хорошо знал французский, однако из принципа предпочитал разговаривать на турецком через переводчика.
Когда в павильоне Шале готовили очередной прием, отец лично проверял его готовность и детали приема гостей, указывал на недостатки, а иногда приглашал послов на обед в свои личные покои.
Отец великолепно разбирался в дипломатии, умея не доводить конфликты до военных столкновений, и политическое урегулирование наряду с мирными переговорами являлось единственной установкой его государственной администрации. В качестве примера могу привести следующий случай.
Однажды британский посол попросил разрешения попасть в покои султана для решения одного важного конфликтного вопроса. Спустя два дня беседа состоялась в маленьком селямлыке, но, когда посол произнес первые деликатные слова и приготовился перейти к истинной цели визита, отец, достав жемчужную булавку из своего галстука, вручил ее послу и мягко сказал: «Месье, мы два друга, которые знают друг друга уже долго. Давным-давно мне в руки случайно попала эта булавка, ее мне подарил отец. По-моему, ее историческая ценность гораздо выше реальной. Если примете ее в дар, я буду вам очень благодарен. Однажды она станет воспоминанием обо мне».
Посол тотчас встал, взял из рук отца подарок, выразив огромную благодарность, приколол к своему галстуку и поцеловал ему обе руки. «Этот подарок станет ценным наследством для моих детей после меня», — сказал он. Но когда эпизод с вручением жемчужной булавки подошел к концу, официально выделенное для беседы время подошло к концу. Посол, так и не сумев в тот день поведать об истинной цели визита, был вынужден выйти из покоев султана, поняв политический намек «острого» подарка.
Отец обычно принимал послов после окончания церемонии традиционного Пятничного приветствия и, одаривая их ценными подарками, проявлял большое мастерство в управлении ими в соответствии с собственными целями.
Отец бесконечно и глубоко любил свой народ, простых людей. Когда он использовал такие уменьшительные слова, как «Ахметчик», «Мехметчик», говоря о простых солдатах, он словно говорил о собственных детях, сердечная любовь читалась на его лице.
Я помню только одну войну, которая пришлась на время правления моего отца. Это была война с греками. Она пришлась на мое детство. Насколько я помню, в комнаты гарема рулонами приносили и раздавали ткани. Для раненых военных необходимо было нашить побольше нательных сорочек. С раннего утра до позднего вечера мы вместе с прислугой сгибались у швейных машинок и старались сшить столько одежды, сколько от нас требовалось. Эта лихорадочная деятельность продолжалась на протяжении всей войны. Я пришивала пуговицы к одежде. Мне казалось, я делаю великое дело. Отец приходил к нам и говорил: «Молодцы, дети мои, благослови вас Аллах! Как же прекрасно трудиться во имя Родины! Сохрани Аллах нашу Родину от врагов!» В этих словах отца мы черпали силу и радость, слушали его, не отрывая глаз от иголок и машин, чтобы не терять времени. Родина! Родина! Как часто отец повторял нам эти слова!
В комплексе дворца был еще павильон Талимхане. В его обширном саду располагалась казарма, в которой стоял небольшой эскадрон. Мы во дворце могли наблюдать за тем, как проходят солдатские учения. Во время войны с греками часть казармы оборудовали под госпиталь. Когда к нам начали поступать раненые военные, мы не знали, как за ними ухаживать. Отец лично приходил сюда; похлопывал по плечу «Ахметчиков» и «Мехметчиков», справлялся об их самочувствии. Мы отправляли раненым сигареты, сахар и другие угощения.
Во время тридцатитрехлетнего правления отца мы видели тяжелые для нашего народа дни только в этот короткий военный период, однако они длились недолго, и в результате наша славная армия разбила греков и продвинулась до Афин.
Мои дни в ссылке
Каменный забор дворца Иылдыз был мощным и высоким, ворота — крепкими и неприступными. Военные денно и нощно дежурили у этих ворот. У помещений гарема по ночам дежурные стояли перед внутренними воротами, днем же их можно было увидеть только издалека.
Однажды мы услышали, что этих дежурных убрали, отправили в отпуск или перевели в другие гарнизоны, тем самым положив конец должности дворцовых комендантов. Во дворце ощущалось тяжелое предчувствие какой-то трагедии. Каждый что-то знал, но не мог набраться храбрости озвучить то, что знает. Тогда я начала узнавать странные вещи — насколько я тогда вообще могла понять что-то в политике, — что многие настроены против правления отца и против султаната как традиции, что учреждается новая форма правления, которая называется «конституционная монархия», что отец вынужден не по своей воле учредить и созвать турецкий парламент под названием Меджлис и передать ему бразды правления.
В те неспокойные времена, когда во дворце стало небезопасно, у отца состоялись серьезные разговоры с послами таких значимых государств, как Англия, Франция и Германия. Послы официально заявили: «В связи с текущей ситуацией наши страны официально заявляют о том, что находятся в полном распоряжении султана, если он обратится к нам за помощью». Отец в ответ поблагодарил их и заявил, что «в подобном нет нужды». За этим следует речь моего отца:
«Ясно как день, что эти предложения побега связаны именно с боязнью за безопасность моей жизни. Мне кажется, было очевидно, что я подвергнусь такой же участи, как и мой дядя Абдул-Азиз! Вместе с этим, даже если бы я знал, что мою плоть будут рвать щипцами, я не смог бы даже думать об убежище в чужой стране. Побег с Родины был бы неизбывным позором. К тому же такой поступок был бы огромной низостью, которую не может совершить человек, который правил государством тридцать три года. Полагаюсь на волю Аллаха и предопределение».
Только когда я сама услышала эти слова отца, я осознала, в каком ужасном положении мы находимся. В этот грозный час сила и могущество, словно тени, исчезли из дворца Иылдыз. По ту сторону дворцовых стен стояли военные, охранявшие ныне конституционный строй. Военные части должны были теперь защищать парламент, а не дворец.
Мне было семнадцать лет, когда произошли события тридцать первого марта, направленные против отца
[27]. Отец ничего не знал о происходящем до самого последнего момента, а когда узнал, очень огорчился. Усилиями группы недоброжелателей султана и защитников конституционной монархии, которые провоцировали военных восстать против парламента под лозунгами «Хотим шариат!», был составлен изощренный коварный заговор против отца с целью свергнуть его с престола.
