— Ч-что? — воскликнула я преувеличенно яростно. — Что ты такое сказал?! Нет у нас никакой любви! У меня нормальная ориентация! И у нее!
Он изобразил скепсис.
После этих слов я планировала начать нападение и толкнуть его в плечо, но он дезактивировал меня, заявив:
— Нормальная ориентация? Что же ты тогда так переживаешь? Что я назвал ее красивой, а тебя нет?
Я задохнулась от обиды, взявшейся невесть откуда. Понятия не имею, что со мной происходит и почему я обижена, разберусь с этим позже, а пока… Я размахнулась, но Найте снова меня опередил, перехватив мою руку прежде, чем она нанесла бы урон его знаменитому лицу.
Внезапно острая боль захлестнула мою руку от места, где пальцы Найте сжимали ее, и впилась спицей в плечо. Я вскрикнула и отшатнулась, но Малейв не разжал руки и навалился на меня с искаженным лицом. Я попыталась вырваться, но не смогла, вместо этого снова наступила на свою треклятую штанину и рухнула на спину, а Найте — на меня, всем своим телом.
— Слезай! — заорала я, привлекая внимание; я уже не играла, происходящее испугало меня.
Найте что-то простонал, но руки своей так и не разжал. Боль сменилась вдруг другим, не менее острым и захлестывающим ощущением, и теперь уже и я не могла пошевелиться, подпав под упоительную власть эо-ри.
Глава 8
Найте
Внезапная боль не может вывести меня из себя. А вот внезапное наслаждение… Я не понял, что случилось, перемена ощущений была так стремительна, что мысли не поспели за телом — вспышка острого, поразительного удовольствия ослепила, обескуражила, обезоружила, и сменилась эйфорическим забытьем.
— 7-2-з, подъем! — неласково проговорил кто-то, и тряхнул меня за плечо. — Хорош отлеживаться, звездун! Кончился твой космос, возвращайся на землю!
Я шевельнулся, открыл глаза, и, узнав малоприятное лицо Лысого, посмотрел выше. «Выше» тоже оказалось малоприятным — меня перенесли в строго функциональный, ничуть не уютный медицинский кабинет. Врач — вот же совпадение, тоже малоприятный! — посмотрел на меня с тоской.
— Очнулся, 7-2-з? — спросил он.
— Да, — сонно проговорил я, не делая и попытки подняться: тело казалось неподъемно тяжелым; сердце медленно, с усилием, качало кровь.
Лысый хмыкнул, отстранился и уместил свой зад на ближайшем табурете.
— Пока ты спал, мы замерили у тебя уровень эо, — сообщил медик, вглядываясь в мое лицо. — Энергетические потоки восстановились. Чувствуешь?
Я взглянул в потолок, используя так называемый «третий глаз», эо-зрение. Тусклыми нитками, как капиллярами, запульсировали следы энергий. Я посмотрел ниже, на стены, и обнаружил путаный узор различных следов, сплетающийся, по аналогии с капиллярами, в «кровеносную сеть».
Под прицелом эо-зрения оказался и врач. Где-то над его головой трепыхнулось нервное облачко ауры; я не смог разглядеть оттенки.
— Как думаешь, на какой уровень тянет? — осторожно спросил медик.
— Четыре-пять, — с удивлением произнес я, и приподнялся.
— Угадал. Четыре с половиной. Вставай. Будем ставить тебе блок.
Я зевнул, повел плечами, косо глянул на Лысого — охранник держался так, словно ему скучно, но я со своим нынешним уровнем эо в четыре с половиной ясно ощущал его интерес к происходящему и даже азарт. Пока я был «в космосе», с меня сняли костюм и обувь, так что на пол я ступил босыми ногами.
— Без шуточек, звездун, — лениво предупредил Лысый.
— Без шуточек скучно, — пожаловался я, заслужив гневный взгляд хозяина кабинета и раздраженное:
— Никаких шуточек!
Усмехнувшись, я демонстративно потянулся, наслаждаясь ровно как усталостью после эо-ри (почему он случился, вызнаю позже), так и энергетической наполненностью. Я словно был голоден, и наелся. Моего нынешнего уровня эо не хватало, чтобы увидеть мир во всем его многоцветье, но даже так было отлично; стоило присмотреться к любому объекту — и субъекту — в кабинете, как раскрывались полезные подробности: из чего сделано, кто трогал в последний раз, каково было настроение того, кто трогал…
— Садись!
Я сел в кресло и протянул врачу руку. Блок полагается ставить в вену. Пока врач занимался последними приготовлениями, я смотрел в пол, разбирая на составляющие пеструю картину энергетических следов. Игла резко вошла в вену, и я закрыл глаза, не желая видеть, как начнет тускнеть картина следов. Да, узоры энергий побледнеют сразу, но эо-зрение исчезнет полностью часа через два. Я снова ослепну и оглохну, и снова мир будет представляться мне как нечто блеклое и обыкновенное. А пока… пока еще ярко ощущаются раздражение и нервозность врача да настороженность Лысого.
Когда я был ребенком, проверки эо и энергетические манипуляции ввергали меня в панику; я никого к себе не подпускал и защищался, как мог. Зачастую это заканчивалось погромом и громкой бранью врачей, не работали ни уговоры матери, ни укоризненный взгляд отца…
«Зато сейчас, взрослый мужик, покорно позволяю лишать себя силы», — подумал я.
— Все, — заявил врач, закончив с неприятной, но, увы, обязательной процедурой, и налепил на место укола пластырь. — Возвращайся на кушетку. Через два часа еще замер сделаем.
Я вернулся на место. Пока блок еще не напустил тумана в голове, а тело не объяла слабость, я выполнил кое-какие простенькие упражнения. Охранник следил за каждым моим движением и почти непристойно скользил взглядом по практически обнаженному телу; понятно, что он оценивает его не с точки зрения красоты или сексуальной привлекательности, а сугубо с точки зрения того, опасен я, или нет.
И все же я не удержался, поддел его:
— Нравлюсь?
Лысый издал звук, представляющий собой нечто среднее между язвительным «Ха» и презрительным «Фу».
— Имей в виду — я не по мужчинам, — добавил я. — Но даже если бы это было так, у нас с тобой все равно бы ничего не вышло. Извини, дружище. Морда у тебя больно неказистая.
— Щас у тебя морда неказистой станет, — бросил тот, показывая мне кулак.
— Хочешь испортить мне лицо, чтобы никто, кроме тебя, больше на меня не польстился? — невинно поинтересовался я.
— Молчать! — рявкнул медик.
Я замолк и улегся на кушетке поудобнее. Препарат распространился по организму и начал красть мои силы, запечатывая один энергетический поток за другим; это ощущалось слабым жжением в разных частях тела, и меня уже начинало мутить. Препараты, блокирующие эо, это яд для психокинетика…
Закрыв глаза, я окунулся в воспоминания. Красноволосая девчонка весь день на меня посматривала — впрочем, как и большая часть арестантов. В отличие от своей красотки-подружки она дичилась меня, и каждый раз, когда я подлавливал ее на слежке, вздрагивала и спешно отворачивалась. Ребе-е-енок!
