Я глубоко вдохнула и приняла решение.
Послышались какие-то странные звуки; мозг расшифровал эти звуки как чей-то голос, но я отбросила все лишнее и сосредоточилась на одной-единственной задаче: посадить аэрокар удачно. Я вдохнула еще раз и перевела управление в ручной режим — делать это разрешается только в крайних случаях, потому что как не всякий пилот справится с управлением при неконтролируемом снижении. Мой дядя всегда говорил, что любой аэрокар по сути своей — банка, напичканная электроникой. Если откажет электроника, останется только банка.
Аэрокар не слушался, «брыкался», падая в темень…
— Держитесь! — прорвался в мое сознание голос пассажирки, и я почему-то ощутила ее руки на себе. Как она оказалась здесь?! Неважно! Бешено рявкнув ополоумевшей женщине, чтобы она держалась крепко, я резко потянула руль направления и локтем отжала кнопку выдвижных опор.
Лязга не было, только грохот, да и тот непродолжительный. Под «пузом» машины дребезжало, двигатели покряхтывали, нас несло вперед, уже по земле, в темени, неизвестно куда. Окаменевшая от напряжения, мокрая, я намертво вцепилась в руль; так же, мертвой хваткой, вцепилась в меня пассажирка.
Аэрокар несло вперед, скорость не сбавлялась — неизвестно, сколько мы еще так проедем и куда выедем.
— Резче тяни сейчас! — скомандовала она. — И сразу тормоз.
Я машинально сделала, как она сказала; аэрокар дерзко крутанулся. Пассажирка вцепилась в меня еще сильнее, до боли, чтобы не отлететь по инерции; мне показалось, ремни поломали мне ребра. Несмотря на шум, развороты аэрокара и все прочие отвлекающие элементы, включая упавшие мне на лицо волосы пассажирки, я держала руль и не давала аэрокару уйти в самоволку.
Наконец, машина встала и засопела, как загнанное животное.
Опять же, действуя автоматически, я отключила двигатели.
Вот и все. Вроде живы.
Позже, когда явились спасатели и техники, ко мне подошла пассажирка. Вид у нее был потрепанный, но отчего-то довольный; пышные каштановые кудри беспорядочно лежали на плечах, лезли в лицо. Неудивительно, что в глаза мне сразу бросились ее волосы: эта грива закрыла мне обзор во время руления.
— Вы сумасшедшая? — холодно спросила я; в моем голосе утверждения было больше, чем собственно, вопроса.
— Это как посмотреть, — ответила с улыбкой молодая женщина, откидывая непокорную прядь с лица. — А вы умелый пилот. Удачно посадить такой дрянной аэрокар может только мастер.
— Я бы справилась лучше, если бы вы не лезли.
— Простите. Я сразу поняла, что посадка будет жесткой, и на всякий случай решила вас подстраховать. Видите ли, я психокинетик, — пояснила незнакомка. — И так как я гостья на этой планете, эо у меня не заблокирован.
— То есть вы схватили меня, чтобы спасти?
— Именно. На технику надежды не было, — презрительно проговорила она, поглядев на мятый аэрокар. — Зато, как оказалось, надеяться можно было на пилота. Вы отлично справились.
Я поостыла и перестала смотреть на женщину зверем. Скорее всего, так и есть — она сильный психокинетик. Зная, что ей при жесткой посадке ничего не грозит, она решила подстраховать меня, спасти от возможных травм, закрыть своим телом. Похвально.
— Как вас зовут? — спросила пассажирка, глядя на меня задумчиво и лукаво.
— Тана Скайлер.
— Я — Регина Жарковская, и я, поглоти меня Черная дыра, впечатлена вашими умениями, Тана. Думаю, с моей стороны будет справедливым отблагодарить вас за профессиональную посадку. С меня ужин.
Похвалы приятны любому, особенно когда они сочетаются с восторгом во взгляде. Вот только есть мне не хотелось после пережитого. Врачи нас уже осмотрели, спасатели записали краткий отчет, но я уже «предвкушала» завтрашний разговор с работодателем. Владелец службы такси «Улыбка» обязательно пропесочит меня за аварию, хотя этот прохвост в курсе, что ему давно пора поменять парк аэротакси.
— Спасибо, нет, — вежливо отказалась я и добавила: — Мне, как работнику службы такси, достаточно знать, что клиент остался доволен полетом.
— А если я скажу, что у меня к вам деловое предложение, милая барышня? — сказала Регина.
Не зная, что значит слово «барышня», я оглядела повнимательнее новую знакомую.
Одета неброско, не в натин, а ценность прочих материалов, из которых шьют одежду, я оценивать не могу — мало смыслю в модах. Точно не центаврианка, а это значит, принадлежность к высокому Роду и большим деньгам исключается — скорее всего. По возрасту тоже ничего определенно не скажешь — лицо молодое, но не юное, и красивое, а карие глаза светятся интересом и дружелюбием.
— Я что, выгляжу такой подозрительной? — спросила гражданка удивленно, и мне стало совестно. В самом-то деле, зачем подозревать каждого встречного в чем-то плохом? Пора мне избавляться от полицейской прошивки!
— Хорошо, — согласилась я. — Ужин так ужин.
В уютном ресторанчике отеля, где Регина забронировала номер, было довольно уютно, хотя освещение, на мой взгляд, могло быть и не таким мягким и усыпляющим. Или это так персонал намекал посетителям, убавляя свет — время позднее, товарищи, идите-ка спать? Зевающий официант, чернокожий землянин, принес нам поочередно несколько огромных тарелок, на которых чуть-чуть, в самом центре, были красиво уложены «блюда». В высокой кухне и в частности в кулинарных традициях Хесса я ничего не смыслила, поэтому уделила внимание только одной тарелке, на которой лежало что-то, что должно было быть мясом.
Это и впрямь оказалось мясо, и недурно приготовленное. Регина была более голодной, чем я, и пока я осторожно ковырялась в своей тарелке, успела разделаться с несколькими блюдами.
Утолив первый голод, она отхлебнула какой-то красный напиток из своего стакана, и сказала:
— Не смотрите на меня, ешьте спокойно. Я о нормальной еде весь полет до Хесса мечтала.
Я вежливо улыбнулась.
— Знаете, Тана, я скажу прямо — я не только от ваших умений в восторге, но и от ваших волос. Это натуральный цвет?
— Увы.
— Почему «увы»? — удивилась женщина.
— Они привлекают внимание.
— Вам неприятно внимание?
Я усмехнулась и, сама не зная почему, ответила не односложно, а развернуто:
— Яркая шевелюра говорит — посмотри на меня, заметь. Когда я в толпе, меня всегда примечают, смотрят с интересом, а разглядев хорошенько, недоуменно отводят взгляд. Я себя будто бы виноватой ощущаю за то, что все остальное во мне, кроме волос, самое обычное.
Регина рассмеялась и, покачав головой, протянула:
— Почему многие красивые девушки так в себе не уверены?
Я промолчала; мать всегда сокрушалась, что у меня не выразительное лицо. Она мечтала, чтобы я стала яркой красавицей, удачно вышла замуж за богатого цента и вытащила семейство Скайлер из скучного малообеспеченного существования. Вместо этого я сделала ставку на психокинез (учеба дорого стоила нашей семье) и пошла работать в полицию.
