Меня попросили по возможности расслабиться, полежать, помедитировать пару часов перед «казнью», чтобы не случилась, не допусти Звезды, деформация потоков, и я не умер прямо в палате.
Итак, меня оставили одного.
Я был спокоен… почти. Сердце било ровно… почти. Ни сожалений, ни страха я не испытывал, разве что нетерпение: скорее хотелось очутиться в ином мире, мире без психокинеза, мире, новом для меня. Впрочем, не совсем в новом, я ведь уже довольно долго живу на Хессе с блоком.
Врачи просили о медитации, но медитации мне всегда плохо давались, а если совсем уж откровенно, я вообще медитировать не умею. Стоит мне расслабиться и попробовать ощутить «движение жизненной энергии по телу», как я сразу засыпаю. Так случилось и в этот раз. Я честно попробовал, и честно заснул.
Снились мне дубы родной планеты Энгор. Высоченные, древние деревья, видавшие всякое. Я учился эо-зрению, припадая к стволам этих гигантов, и по ним впервые проследил движение потоков жизни. Первые свои атаки я тоже отрабатывал на этих дубах, а они сердито качали кронами и тяжко вздыхали, терпя мои выходки.
Проснувшись, я долго еще лежал с закрытыми глазами, и думал о доме.
Энгор… Нигде нет таких красивых зим, как там. И нигде больше нет такой концентрации сильных психокинетиков, как там. Планета, к счастью, не состоит в Союзе и далеко не всякий человек может туда попасть. Отец бережет Энгор, как сокровище… это сокровище он хотел вручить мне. Ждал, когда я наберусь ума, опыта, стану ответственнее. Ждал моей зрелости… Что ж, зрелости моей, он, может, и дождется, но владетелем мне уже не быть.
Да и какой из меня владетель?
Когда в палату вошли мрачные, но торжественные исполнители приговора, я открыл глаза. Пока ассистенты готовили мелочи к процедуре, а медсестра замеряла мой уровень эо напоследок, ответственный за проведение «казни» врач подошел ко мне, склонился и предупредил снова о том, что препарат в моем случае может вызвать непредсказуемые реакции.
— Знаю. Соглашение подписало. Валяйте, — отозвался я, стараясь не зевать.
— На вашем теле останутся две метки о блоке. Одна в месте, через которое вводили имплант, другая — «браслетом» на запястье.
— Да, да.
— Вы не осознаете опасности! — вспылил вдруг врач. — Для вас это шутка?!
Испугавшись, как бы этот нервный товарищ не передумал ставить мне пожизненный блок, я принял самое серьезное выражение лица, на которое был способен, и проговорил:
— Я не боюсь блока, док. Союз не одобрил бы этот препарат, будь он опасным.
— Вы вынуждаете нас играть по своим правилам, Малейв, и вы совсем не готовы к новой жизни без эо. Но это то, что вы заслужили. В конце концов, вы преступник и от вашего высокого уровня эо обществу не было никакой пользы. Будь вы кем-то иным, у нас бы не возникло ни единого сомнения в том, ставить ли вам блок!
— Так ставьте.
Дальнейшее происходило в полной тишине. Я лежал с закрытыми глазами и старался расслабить тело; как и всегда, это привело к сонливости. Раззевавшись, я чуть не заснул и не пропустил роковой укол.
Он был не больнее, чем обычно. Рука врача не дрогнула, но дрогнул голос.
— Спите теперь, — шепнул он, и с шумом втянул в себя воздух. — И да помогут нам всем Звезды.
Ничего особенного, решил я, и упал в забытье.
Что-то пищало. Немного сдавливало руку. Слышалось чье-то ровное дыхание. Я открыл глаза. Палата, светло, свежо… и никакой больше информации. Мир прост, понятен, не раскрашен энергетическими узорами. Этого я хотел?
— Блага, новый я, — поприветствовал я себя хрипло.
Послышался какой-то звук. Повернув голову в сторону звука, я узрел Удора Фроуда. Парень так же, как и я, лежал на многофункциональной медицинской кровати с ремнями и прочими штуками для стабилизации тела и его положения. Приборы, отслеживающие состояние апранца, мигали ровно и слаженно, синими и зелеными огоньками.
Фроуд тоже на меня посмотрел. Глаза у него стали еще круглее, чем обычно, превратившись в две практически идеальные сферы.
— Ты что здесь забыл? — поразился я, и, забыв о том, что мне полагается быть совсем в другом шоке, приподнялся на кровати. Мягкие ремни растянулись, и зажглась на приборе у моей кровати красная кругляшка.
— Я ничего не забыл, — враждебно ответил он.
— Я имею в виду, какого цвина ты тут делаешь?
— Лежу, — еще агрессивнее ответил он.
— Браво, господин очевидность, — проворчал я, припоминая, что Удора уже пару раз вызывали на тесты, и что время его освобождения близится. Но то, что мы прошли эту процедуру примерно в одно время и лежим в одной палате, это какая-то усмешка судьбы, не иначе!
В палату заглянула медсестра и, ойкнув, убежала. Наверное, за врачом.
— Удор, — задумался я, — а почему тебе поставили блок?
— Я дикарь. Им легче блокировать, чем учить, — ответил Удор, отворачиваясь; кровать заскрипела под увесистым телом апранца.
Я сглотнул вязкую слюну, моргнул. Мне было нехорошо, мутило, и перед глазами начало двоиться, но все это меркло перед тем фактом, что парню, у которого вся жизнь впереди и который мог бы стать психокинетиком, поставили блок. Его способности уже не разовьются. Они лишили его шанса на лучшую жизнь.
И хотя я понятия не имею, за что этого громилу упекли на Хесс, точно знаю, что он добродушный парень, всегда готовый заступиться за слабого. Шлифануть его образованием, социализировать, научить владеть эо — и благонадежный законопослушный гражданин выйдет, правильный, как Тана. Ему бы, кстати, с такими данными тоже можно было в полицию идти, а его сделали эо-блокированным, по умолчанию подозрительным. Какая теперь полиция? Максимум светит простенькая работа без ответственности и без достойной зарплаты.
Его наверняка блокировали без раздумий, без сожалений, тогда как меня, человека, который закон нарушал играючи, злостно, не раз и не два, блокировать не хотели. Даже мне стало не по себе, а каково будет Тане, его подруге, когда она об этом узнает?
— За что ты был осужден?
— Отвали, — беззлобно сказал он.
Я кивнул.
Действительно, не важно, за что он был осужден, да и вряд ли проступок был велик — иначе бы его не на Хесс отправили, а в тюрьму. Прошлое на то и прошлое, что оно прошло и его не изменить. Но вот будущее… они взяли и отняли у Фроуда интересное будущее.
Но чему я удивляюсь? Такой исход был предсказуем.
Даже в отеле, куда нас распределили, к апранцу относились как к человеку второго сорта, и администратор просил его не маячить перед постояльцами. Не та морда лица, видите ли, и голос зычный, да и глаза слишком яркие. Я привык подшучивать над Удором, поддевать, и всегда умилялся при виде этого большого твердолобого юнца. Я был уверен, что уж он-то Хесс забудет быстрее всех нас. Но что в итоге я вижу? Картину под названием: «Печаль и мускулы».
