Меньше, чем через минуту, все нападавшие были мертвы. Из-под навеса вылетела еще одна группа кипевших яростью Досточтимых Матрон. Мурбелла изготовилась к поединку и громко рассмеялась. Она чувствовала, как поет ее жаждавшее схватки тело.
– Вы что, хотите, чтобы я убила вас всех? Или мне оставить одну из вас как свидетельницу, чтобы она охладила напрасный и бессмысленный пыл остальных? Кто еще хочет попытать счастья?
Захотели двое и поплатились за это жизнью. Остальные Досточтимые Матроны обескураженно отпрянули назад. Чтобы окончательно их добить, Мурбелла принялась дразнить их.
– Кто еще хочет помериться со мной силами? – Она показала рукой на мертвые тела. – Эти шесть уже получили свой урок.
Никто из Матрон не принял вызов.
Тринадцать лет спустя после бегства с Капитула
В мгновение ока друг может превратиться в соперника или в опасного врага. Возможные варианты надо анализировать постоянно, чтобы не быть захваченным врасплох.
Дункан Айдахо. Наблюдения ментата
Раввин спешил по коридору, держа под мышкой свиток и бормоча:
– Сколько еще вы их создадите?
Он подбирал аргументы, черпая доказательства из талмудических писаний, но на сестер Бинэ Гессерит это не производило ни малейшего впечатления. Они тоже умели цитировать смутные пророчества и озадачивали его мистицизмом, намного превосходящим его собственный.
Когда Дункан Айдахо прошел мимо подвижного человечка в очках, Раввин был так погружен в воображаемый спор, что даже не заметил его. Вид Раввина, снующего между медицинским центром и детским садом гхола, стал за прошедшие годы очень привычным. Несколько раз в неделю Раввин осматривал аксолотлевые чаны, молился за женщину, которую когда-то звали Ребеккой, и наблюдал за развитием странных, выведенных в инкубаторе детей. Бедняга, хотя и был совершенно безвреден, казалось, потерял всякую связь с реальностью, погрузившись в действительность, существовавшую лишь в его воображении и в его чувстве вины. Но при всем этом Дункан и другие выказывали Раввину уважение, коего тот без сомнения заслуживал. После ухода Раввина Дункан стал наблюдать за детьми гхола – они играли друг с другом как нормальные дети. Все были очень умны, хотя и не знали о своих предыдущих воплощениях. Мастер-тлейлаксу Скитале держал своего гхола отдельно от других детей, но остальные восемь детей в возрасте от одного до семи лет воспитывались вместе. Все они были генетически безупречны.
Дункан был единственным человеком на корабле, знавшим их всех такими, какими они были в действительности – Пола Атрейдеса, леди Джессику, Сафира Хавата, Чани, Стилгара, Лайет-Кайнса, доктора Юэ и малютку Лето II. Сейчас они были просто детьми, невинными и милыми, весьма необычная группа разновозрастных малышей. Вот и теперь в одном из светлых помещений Пол играл со своей матерью, бывшей моложе своего сына, они строили шеренги игрушечных солдатиков вокруг макета замка.
Старший из гхола, Пол, был спокойным ребенком, отличавшимся разумностью и любопытством. Он выглядел точно таким же, как на кадрах архива Капитула, снятых в замке Каладана во времена детства оригинального Пола Атрейдеса. Дункан хорошо помнил того мальчика.
Решение создать следующую гхола – Джессику – вызвало на корабле-невидимке ожесточенные дебаты. В своей первой жизни леди Джессика едва не сорвала тщательно продуманные селекционные планы Бинэ Гессерит. Она действовала импульсивно, принимала решения, сообразуясь со своей совестью и душевными движениями, вынуждая сестер пересматривать веками вырабатываемые схемы. Некоторые последовательницы Шианы думали, что Джессика может внести неоценимый вклад в общее дело, другие были не согласны и упорно возражали.
Потом Тег и Дункан стали настаивать на воссоздании Сафира Хавата, понимая, что воин-ментат сможет быть полезен в грядущих битвах и войнах. Они также настояли на новом рождении Лето Атрейдеса, другого великого вождя, хотя вначале возникли некоторые проблемы с его клеточным материалом.
Приоритетным гхола стала и возлюбленная Муад'Диба Чани, пусть даже как механизм контроля потенциального Квизац Хадерача, если у него появятся признаки, которых сестры больше всего опасались. Чани была дочерью фримена, и поэтому ее ранние годы не были отражены в записях Бинэ Гессерит, из-за этого часть ее прошлого осталась тайной. Отрывочную информацию черпали из ее связи с Полом и того факта, что она была дочерью Лайет-Кайнса, провидца-планетолога, который убедил народ Дюны превратить пустыню в цветущий сад.
Да, был здесь и сам Лайет-Кайнс, бывший, правда, на два года моложе собственной дочери… «Нам придется отказаться от наших предвзятых представлений о семье», – подумал Дункан. Соотношения возрастов и вывернутая наследственность были не менее странными, чем сами эти дети.
Сестры Бинэ Гессерит решили воссоздать Кайнса за его умение широко и с перспективой мыслить и планировать соответствующие действия. По тем же причинам годом позже был создан гхола великого вождя фрименов Стилгара.
Был здесь также и гхола Веллингтона Юэ, великого изменника, из-за которого пал Дом Атрейдесов и погиб герцог Лето. История осудила Юэ, поэтому Дункан не понимал причин, заставивших сестер настоять на воссоздании этого человека. Почему Юэ, а, например, не Гарни Холлик? Вероятно, создание Юэ сестры сочли просто интересным экспериментом, проверочным случаем.
«Как много здесь исторических личностей, – думал Дункан, – включая меня самого».
Он посмотрел на мониторы, развешанные на стене. Отсеки детского сада, медицинский центр, библиотеки и игровые комнаты – все эти помещения были видны на экранах во всех подробностях. Дункан молча смотрел, видя, как дети – один за другим – замечают его. Они смотрели на него глазами взрослых людей, казавшимися странными на детских личиках, а потом снова начинали играть, бороться и экспериментировать с игрушками.
Их занятия казались совершенно обычными, но группа прокторов тщательно записывала каждое взаимодействие, выбор игрушек, каждую драку. Прокторы отмечали цветовые предпочтения, дружеские склонности и привязанности и анализировали каждый результат, который мог оказаться важным в дальнейшем.
В комнату вошел Майлс Тег, еще одна перевоплощенная легенда. Он стал на голову выше Дункана. Майлс был одет в черные брюки и белую рубашку, ворот которой украшали звезды, знаки различия баши, звания, которое он когда-то носил.
– Я никак не могу привыкнуть к тому, что вижу их вот такими, Майлс. Мне в такие моменты кажется, что мы разыгрываем из себя Бога, выбирая, кого воссоздать, а кого оставить в клеточном склепе.
– Некоторые решения были самоочевидными. Хотя мы и располагаем нужными клетками, мы не будем воссоздавать барона Харконнена, графа Фенринга или Питера де Врие. – Он неодобрительно нахмурился, видя, как черноволосый младенец Лето II расплакался, когда трехлетний Лайет-Кайнс отобрал у него игрушечного песчаного червя.
– Я очень любил двойняшек Лето и Гханиму, когда они были осиротевшими детьми. А став Богом-Императором, Лето то и дело меня убивал. Иногда, когда этот ребенок смотрит на меня, мне кажется, что он помнит себя Тираном, – сказал Дункан, тряхнув головой.
