– А они, само собой, не русалки, – поддакнула Кэтлин.
– Мне бы хотелось, чтобы нам дали луки и стрелы вместо ведерок и лопаток, – начал Бернард, – тогда мы смогли бы поохотиться на тюленей…
– Или пострелять по русалкам, – подхватила Кэтлин. – Да, это было бы потрясающе.
Не успели Фрэнсис и Мавис заявить, как их потрясла мысль о стрельбе по русалкам, тетя Энид проснулась и забрала у них газету, потому что детям не годится читать газеты. Тетя относилась к тем людям, рядом с которыми никогда нельзя говорить о том, что тебя по-настоящему волнует, а значит, невозможно обсуждать ни тюленей, ни русалок. Похоже, лучше всего было читать «Эрика» и остальные книги. Нелегкое дело.
Но последние два замечания Бернарда и Кэтлин запали в головы старших детей. Вот почему, когда они добрались до Бичфилда, нашли маму и обрадовались ей, а тетя Энид неожиданно уехала тем же поездом к своим настоящим родственникам в Борнмут, Фрэнсис и Мавис больше не говорили малышам о русалках и тюленях, а просто открыто присоединились к хору, который радовался отъезду тети Энид.
– А я думала, она все время будет с нами, – сказала Кэтлин. – О, мамочка, я так рада, что ее не будет!
– Но почему? Разве тебе не нравится тетя Энид? Разве она не добрая?
Все четверо подумали о лопатках, ведерках и сетях для ловли креветок, об «Эрике», «Элси» и других книгах – и сказали:
– Добрая.
– Тогда в чем же дело? – спросила мама.
И дети ничего не смогли ответить. Иногда бывает ужасно трудно рассказать что-то своей маме, как бы сильно ты ее ни любил. Самое лучшее, что смог выдать Фрэнсис, это:
– Ну… понимаешь, мы к ней не привыкли.
А Кэтлин сказала:
– Думаю, она не привыкла быть тетей. Но она была доброй.
И мама, будучи очень умной, больше не задавала вопросов. А еще она сразу отказалась от идеи пригласить тетю Энид погостить в Бичфилде на время каникул, и это прекрасно, потому что если бы тетя Энид не ушла из нашей истории именно сейчас, не было бы никакой истории, из которой можно было бы уйти. А так как теперь она покидает наше повествование, я скажу, что она считала себя очень доброй и имела самые благие намерения.
Фрэнсис и Мавис немного пошептались сразу после чая и еще немного перед сном, но тактично, и младшие этого не заметили.
Съемное жилье оказалось очень хорошим. Дом стоял немного в стороне от города – никакая не вилла, чего все боялись. Наверное, хозяйка решила, что лучше назвать это виллой, хотя на самом деле в доме из сероватого дерева с красной черепичной крышей раньше жил мельник. Поодаль стояла старая мельница, тоже серая и красивая. Нынче ею пользовались не по назначению: в ней просто хранили рыболовные сети, тачки, старые кроличьи клетки, ульи, упряжь, всякий хлам и мешок с кормом для хозяйских кур. Еще там стоял огромный ларь с зерном (такому место в большой конюшне), валялось несколько сломанных стульев и старая деревянная колыбель, в которой не лежали младенцы с тех пор, как мать хозяйки была маленькой девочкой.
Во время любых обычных каникул мельница с ее чудесной коллекцией пригодных для игры симпатичных и странных вещей приобрела бы для детей очарование волшебного дворца, но сейчас все их мысли были заняты русалками. И двое старших решили, что утром первым делом отправятся вдвоем искать русалку.
Мавис и вправду разбудила Фрэнсиса очень рано, они встали и оделись тихо-тихо (с сожалением скажу, что умываться они не стали, потому что вода льется слишком громко). Боюсь, причесались они тоже не очень тщательно. Когда они вышли, на дороге не было ни души, не считая мельничного кота, который ночь напролет где-то шлялся и крался домой очень усталый и пыльный, да птички овсянки, сидящей на дереве в сотне ярдов от дома и повторяющей свое имя снова и снова самодовольно, как все овсянки. Только когда дети подошли к ней вплотную, она нахально помахала им хвостиком и перелетела на соседнее дерево, где принялась все так же громко рассказывать о себе.
Желание найти русалку, должно быть, охватило Фрэнсиса со страшной силой, потому что полностью победило страстное многолетнее желание увидеть море. Прошлой ночью было слишком темно, чтобы разглядеть что-нибудь, кроме мелькающих фасадов домов, мимо которых они мчались. Но теперь, когда они с Мавис в туфлях с резиновой подошвой бесшумно пробежали по песчаной дорожке, а потом завернули за поворот, мальчик увидел огромное бледно-серое нечто, раскинувшееся впереди, освещенное точками красного и золотого огня там, где его касалось солнце.
Фрэнсис остановился.
– Мавис, – сказал он очень странным голосом, – это море.
– Да, – ответила она и тоже остановилась.
– Совсем не то, чего я ожидал.
И он побежал дальше.
– Тебе что, не нравится? – спросила Мавис, устремившись за ним.
– О… нравится… Это не то, что может просто «нравиться».
Когда они добрались до берега, песок и галька были все мокрые, потому что недавно закончился отлив. На берегу было полно камней и оставленных отливом водоемчиков, и ракушек, и улиток, и маленьких желтых моллюсков, похожих на крошечные зернышки индийского маиса, разбросанных среди красных, коричневых и зеленых водорослей.
– А вот это потрясающе! – сказал Фрэнсис. – Потрясающе, если хочешь знать. Я почти жалею, что мы не разбудили остальных. Это кажется не совсем честным.
– Так они уже видели море раньше, – совершенно искренне ответила Мавис, – и вряд ли есть смысл идти искать русалку вчетвером, верно?
– Кроме того, – высказал Фрэнсис ту мысль, которая не покидала их со вчерашнего дня в поезде, – Кэтлин хотела стрелять в русалок, а Бернард считал их тюленями.
Они сели и торопливо стянули обувь и чулки.
– Конечно, – сказал Фрэнсис, – мы ничего не найдем. Это невозможно.
– Ну, судя по всему, ее вполне могли уже найти, – отозвалась Мавис. – Осторожней иди по камням, они ужасно скользкие!
– А то я не знаю, – отозвался Фрэнсис, побежал по узкой полоске песка, отделявшей скалы от гальки, и впервые ступил в Море. Всего лишь в неглубокую зеленовато-белую лужу, но все равно в море.
– Слушай, холодно! – Девочка поджала розовые мокрые пальцы ног. – Не забывай, когда пойдешь…
– А то я не… – повторил Фрэнсис и вдруг шумно плюхнулся в большой прозрачный сверкающий водоем.
– Думаю, теперь надо немедленно возвращаться домой, чтобы ты переоделся, – не без горечи сказала Мавис.
– Чепуха! – Фрэнсис с трудом поднялся и, весь мокрый, вцепился в сестру, чтобы не упасть. – Я совсем сухой… Почти.
– Ты же знаешь, что такое простуда. Весь день сидишь дома или даже лежишь в постели. Не говоря про горчичники и овсянку с маслом. Пошли домой, никогда нам не найти русалку. Здесь слишком ярко, светло и буднично, чтобы случилось что-то вроде волшебства. Пошли домой, ну же.
