- Донат, я на секунду. Увидела Кати, мне срочно надо ей сказать пару слов, – прикрылась я подругой и, не дав Донату и слова сказать, поспешила в толпу.
Я схватила разносчицу под локоток и потащила на ближайший балкон.
- Ты что тут делаешь? Абигейл, ты с ума сошла?! – зарычала я.
Сестра испуганно округлив глаза, лихорадочно соображала, чего от меня ждать.
- Да ещё в таком виде! А если кто увидит! Аби!
- Маина, я всего лишь хотела посмотреть на Локиса, – жалобно заглянула она мне в глаза взглядом пойманного на месте преступления щенка. – Правда-правда. Думала, только посмотрю одним глазком и сразу домой.
- Этот маскарад…
- А маскарад, чтобы меня не узнали. Ну кто будет разглядывать в темноте, да ещё когда Локис на сцене, разносчицу напитков?
Логика в её словах была. Никто. Если только кому-то разносчица не покажется знакомой, как мне.
- Это очень рискованно, Аби, – строго сказала я. – Представь скандал, если кто тебя узнает.
- Маиночка, я только послушаю и сразу домой, обещаю, – заныла она.
- Одну песню, отсюда и – домой, – категорично сказала я.
Знаю, что не послушается, но не силой же мне её уводить. Пусть сама уже начнёт отвечать за свои поступки.
- Хорошо, – слишком быстро согласилась она, преданно заглядывая мне в лицо.
Я вздохнула и вернулась к Донату, пока тот не начал меня искать. Абигейл спряталась за балконной портьерой и выглядывала оттуда, неотрывно смотря на Локиса влюблённым взглядом.
- Локис – потрясающий, не находишь? – шепнула она мне возбуждённо, когда я её покидала.
Донат обнял меня сзади, покачиваясь в такт музыке, как делали многие пары. Зазвучала последняя песня. Сначала обманчиво романтично и мелодично:
- Звёзды мерцают для на-а-ас
Всё в этом мире для на-а-ас
Так думаем мы,
когда влюблены,
И кажется мы в этом мире одни.
И вдруг после паузы громыхнули ударные и взвизгнули струнные. А потом рык Локиса:
- Но тут приходит она – боль.
И разбивает мечты - в пыль.
Ты думал, ты в этой жизни король?
Ха-ха, иди потанцуй кадриль.
А дальше по нарастающей, напряжённо, надрывно, разгоняя ритм и накаляя струны в душе:
- Кадриль жизни своей где нет дна.
И ты в бездну несёшься на скорости зла,
И умоляешь её замолчать, остановиться и подождать.
Но кружит она, забирает, уносит, не слышит,
Ей всё равно на то что ты ещё дышишь.
Пойди и умойся, бездарный ты гений,
Танцуй чужой танец, забудь про спасенье.
Плыви по течению, и не будет падений,
Но ты снова встаёшь, не желая стоять на коленях.
И снова летишь к небесам в немыслимом танце свершений.
О, чудо! Добрался! Как сладостен плен
Обмана что ты в любви преуспел.
И холодным огнём полыхает заря.
Смотри, смотри, твои крылья горят!
Катись вниз, освободи место другому.
Пусть он помечтает о счастье пустом.
- Тебе нравится? – шепнул он мне на ухо.
- Да. А тебе? – напряжённо застыла я в ожидании ответа.
Донат не торопился отвечать.
- Я переписал потом последние строчки. Они стали выглядеть так:
«Плачь и падай, несчастный изгой!
Пусть теперь ошибается кто-то другой.»
Огорошил меня Донат. Сердце гулко забилось.
- Что? Не поняла…
- Мне очень приятно, что ты создала песни на мои стихи. Но было бы лучше, если бы я успел их перед этим поправить.
- Что ты такое говоришь, Донат? – повернулась я к нему лицом и пыталась найти в его хоть один намёк на шутку.
- Я говорю, это мои стихи, Маина… – грустно улыбнулся Донат. – Пойдём выйдем на балкон? Выступление всё равно закончилось.
Оглушённая, я пошла за ним. Мы вышли на балкон, и меня сразу зазнобило. Но не от холода.
- Донат, как ты можешь такое говорить? Марс…
- Марс хотел произвести на тебя впечатление, Маина. Он увидел мои стихи… я тогда влюбился в тебя и страдал. И свою боль мне оставалось выплёскивать только так. Он увидел и решил, что это поможет завоевать тебя. Попросил позволить выдать моё стихотворение за своё. А мне этого хотелось. Сам бы я тебе не мог показать. А тут хоть так, но ты увидишь, оценишь. Тебе понравился стих, и Марс попросил ещё. И я давал. Где-то в глубине души я, наверное, глупо надеялся, что ты поймёшь, что это написал не Марс. А раз тебе они понравились, то и автор имел шанс понравиться тебе, – от слов Доната сквозило застарелой горечью.
А я вдруг поняла, что верю ему. И что в глубине души я понимала, что Марс не мог написать стихи. Он не умел чувствовать так глубоко, быть таким ранимым, чтобы так умело и тонко передавать эмоции.
Но как же хреново-то. От того, что не раздумывала, что не докопалась, что была обманута. Я в очередной раз подумала, что я совсем ничего не понимаю ни в жизни, ни в людях. Ошиблась в Марсе, сделала ошибку с Донатом. Много ошибок. Почему я такая слепая?
- Почему ты не сказал мне? – поразилась я.
Донат пожал плечами.
- Не хотел тебя расстраивать. В конце концов, я сам согласился на это. Но я не думал, что ты такое значение придала стихам. Или это потому что они от Марса? – ударил он по больному. – Если бы ты знала, что это мои стихи, стала бы ты заниматься альбомом?
- Не знаю, Донат… Я хотела сделать этот альбом в память о Марсе. Как разовую акцию.
- Пусть так и будет. Но тебе не обязательно останавливаться. Видишь, как принимает песни публика? Мы могли бы продолжить. Знаешь, сколько у меня за это время стихов накопилось? – улыбнулся он.
- Много? – ответила я улыбкой.
- За четыре года тоски по тебе – очень, – признался он.
Мы стояли и смотрели друг на друга не в силах отвести взгляд.
- Только первое тебе не покажу, оно такое простое и наивное как палка-скалка, – решил разорвать напряжение Донат.
- Не верю, – улыбнулась я.
- Тогда придётся разочаровать. Слушай и смейся над юным поэтом:
- Всё, что хотел бы для себя –
Твою любовь, твою улыбку,
Ты даришь другу моему,
Я наблюдаю за ошибкой.
Ведь я люблю тебя, он – нет.
Но мне лишь скучное – привет.
