Сеймур и сам удивился такому неожиданному восприятию звона. Он что-то зашептал, и губы его тронула едва заметная ухмылка. Государь её не заметил.
– Да, милорд, и не сочтите за труд, передайте канцлеру Нессельроде, чтобы он поднялся ко мне и пригласил с собой морского министра князя Меншикова. Прощайте, милорд!
В открытую дверь залетели приглушённые шумом веселящейся публики звуки мазурки. Сеймур ещё раз поклонился монарху и скрылся. Слуга закрыл дверь. Император остался в кабинете один.
В ожидании канцлера и министра он стал рассматривать висевшую на стене картину Карла Брюллова «Итальянский полдень». Налитая соком гроздь созревшего винограда, молодая итальянка, белоснежная грудь которой поневоле приковывала внимание, счастливое лицо девушки…
«И нет у неё никаких проблем. Завидую… – грустно подумал самодержец. – Мне бы…»
Звук открываемой двери прервал его размышления. Вошли приглашённые им сановники.
Нессельроде был возбуждён: лицо красное, потное. Преданно глядя на государя, Карл Васильевич манерно утирал платочком пот с лица. По всему было видно, что вызов к Николаю застал его танцующим с очередной красавицей. Князь Меншиков, наоборот, был само спокойствие. Ему, известному в обществе злому на язык насмешнику, это давалось сейчас с трудом. Его так и распирало желание сострить по поводу фривольного поведения семидесятитрёхлетнего канцлера.
Николай Павлович всё понимал и в душе потешался над своими министрами.
– Господа, вы знаете, что я только что имел беседу с послом Сеймуром. Не скрою, расстроился. Почему?.. Пришлось вторично пояснять свои планы на совместное с Англией сотрудничество. И вторично подтвердить моё предложение по Турции, весьма выгодное для Великобритании. Надеюсь на взаимопонимание английских джентльменов.
Однако особой радости в голосе императора министры не услышали, и сей факт не преминул отметить про себя Нессельроде: «И правильно! Можно ль доверять англичанам?» Но вслух произнёс:
– А Франция, ваше величество?.. Последнее время посол Кастельбажак что-то непривычно мирно себя ведёт. Не скандалит у меня в департаменте, не требует разъяснений по каждому поводу и вообще всё реже появляется в присутственных местах. К тому же чаще приходит трезвым, чем навеселе. Подозрительно, ваше величество! Как бы этот Наполеон фортель не выкинул – с королевой не сошёлся. Да и австрияки ведут себя подозрительно.
– Ваши подозрения беспочвенны, граф. Не найдут эти страны общего языка между собой. Слишком большие претензии у французов к англичанам. Вон только что на моих глазах француз прилюдно поскандалил с Сеймуром, опять что-то не поделили. Какая там дружба?!.. Нет-нет, исключено! Да и королева Виктория не пойдёт на разрыв со мной. А Австрия… не примет ничью, кроме моей стороны. Ну, в крайнем случае, будет нейтралитет.
Неожиданно государю возразил Меншиков:
– Австрия, бог с нею, ваше величество! Но как не вспомнить Наваринское сражение?.. И французы, и англичане вместе с нами тогда воевали бок о бок, несмотря на взаимные претензии. А сейчас снюхаются?!..
– Пустое, князь, пустое. Тогда была священная война христиан против мусульман: не до разногласий было. Нынче время другое.
– Однако союзнички быстро вышли из той войны, а нас бросили, и мы одни с турками стали воевать. Не верю им, ваше величество, – не сдавался морской министр.
Государь нахмурился, но в спор с «сухопутным адмиралом» вступать не стал. Он помнил секретное сообщение посла Бруннова о том, что французы после своих революций ещё слабы и не скоро наладят отношения с англичанами, а это исключает возможность их союза. Себя он успокоил мыслью: «По крайней мере, не будут мешать, ежели что».
Нессельроде молчал, где-то глубоко в душе оправдывая сомнения Меншикова. Карл Васильевич уже было хотел поддержать князя, однако, взглянув на хмурое лицо императора, благоразумно решил смолчать и на этот раз. «Нет уж… Напоминать об ошибках – рискованно, и весьма».
А император после небольшой паузы продолжил разговор о Турции:
– Так вот, господа, о Турции! Мы знаем, что Турция как никогда слаба. Нам необходимо…
– Покорнейше прошу, ваше величество, меня извинить, – проявив неслыханную дерзость, морской министр опять перебил государя на полуслове. – Но в сороковые годы Турция перекрыла проливы для нашего флота… А почему?.. Англичане, французы и бог весть кто ещё союз с османами заключили, мол, не боись, султан, поможем, ежели что… Не помешали им разногласия и тогда, коль надо, живо и сейчас договорятся между собой.
Наступила тревожная тишина. Вторично перебить на полуслове государя…
Император больше с удивлением, чем с осуждением, смотрел на не в меру разговорившегося князя.
«Хм… Меншиков по сравнению с моими придворными очень образованный человек, но как политик – слабый. Слишком прямолинейный, – подумал Николай. – Но в то же время в его словах что-то есть. Ну, с Францией понятно… Сомнения в надёжности королевы Виктории?.. Но откуда знать Меншикову о наших с ней взаимоотношениях? С другой стороны… А почему, собственно, не должны быть сомнения?.. Не сомневается только совсем глупый или беспринципный. О Меншикове такого не скажешь… Умён князь, но и злоречив. И это весьма важно… Хм… Для переговоров с турецким султаном – неплохая кандидатура».
Император отвёл взгляд от князя и спокойно произнёс:
– Не след, князь, перебивать своего государя. Я своё мнение высказал, скажу ещё раз.
Император повернулся к камину, взял в руку кочергу и… задумался.
Слова морского министра не то чтобы поколебали его уверенность в надёжности дружеских связей с Англией, совсем нет, но где-то там, глубоко в сознании, вдруг зашевелился червячок сомнения. Но Николай Павлович отогнал эти мысли: «Не верить друзьям – последнее дело», – решил он.
Тут заговорил граф Нессельроде, обращаясь к Меншикову:
– Посол в Англии барон Бруннов давеча написал нам о встрече с французским послом. Бруннов заверил нас, что во Франции сильны антианглийские настроения. Так что не волнуйтесь, князь, союза меж ними не предвидится в ближайшие годы.
Его перебил Николай:
– Бруннов… Прохлопали вы, канцлер, вместе с бароном этого Шарля Наполеона. Дипломаты… – император запнулся. Видимо, он хотел произнести не совсем лицеприятное слово, но в последний момент передумал.
– Кто же знал, ваше величество, что этот выскочка станет императором, – пробурчал Нессельроде.
– Ладно, граф. Дело прошлое. Продолжу о Турции, – произнёс Николай Павлович, разгребая раскалённые угли в камине. – Нам, господа, необходимо несколько обострить отношения с султаном. Выставить ему наши повышенные требования в связи с защитой христиан в Турции. А дальше… Россия – с одной стороны, Англия – с другой…
Государь взглянул на Меншикова, ожидая от него очередных комментариев. Но князь молчал.
И от этого, сам того не ожидая, император почувствовал некоторое облегчение:
