Остальные члены делегации вместе с турецкими министрами разбились на кучки и о чём-то стали беседовать. По крайней мере, они оживлённо жестикулировали руками, похлопывали друг друга по плечам и вежливо улыбались.
Двое слуг торжественно открыли дверь, ведущую в тронный зал султана. Напротив двери, у противоположной стены зала, в окружении нескольких ближайших сановников был виден сам султан – Абдул Меджид I, восседавший на троне.
Князь в недоумении остановился. Дверь была настолько низкой, что войти высокому человеку вовнутрь и при этом не согнуться, то есть поклониться, было невозможно.
На лице великого визиря промелькнула злорадная ухмылка.
Меншиков вопросительно посмотрел на Озерова. Тот непонимающе пожал плечами. Недолго думая, князь развернулся и задом вошёл в зал. Все ахнули!
Визирь сокрушённо покачал головой и печально вздохнул.
Ближайший к нему вельможа, наклонившись к уху визиря, прошептал:
– Зря переделывали вход, уважаемый Мехмед-Али. Этот долговязый шайтан русский, как видишь, всё равно нашёл выход, не склонил голову перед султаном. Висеть бы ей на стене сераля…
– Сие теперь невозможно. Как бы наши головы не торчали на стене, – пробурчал визирь.
При виде посла, идущего задом, султан удивлённо взглянул на своего визиря, однако промолчал: к нему приближался Меншиков.
Нарушив обычай, султан неожиданно, вызвав удивление придворных, поднялся и сделал два шага навстречу русскому послу, затем по-европейски подал руку Меншикову. Рукопожатие тридцатилетнего султана было поначалу слабым, однако, почувствовав упругость посольской руки, султан напрягся и, как мог, сдавил ладонь князя. Оба взглянули друг на друга, и едва заметная улыбка тронула их лица. Султан приветливо махнул рукой в сторону диванов, предлагая гостю сесть.
Озеров облегчённо вздохнул. «Начало обнадёживающее…» – мелькнула у него мысль. Вместе с переводчиком он встал рядом с Меншиковым, с другой стороны – адъютант.
В зале воцарилась тишина. Меншиков испытующе разглядывал государя некогда великой Османской империи. Лицо его было хмуро и напряжённо.
По протоколу первым должен приветствовать султана гость. Однако князь молчал. У Озерова мелькнула тревожная мысль: «Не дай Бог, князь взбрыкнёт, повернётся и уйдёт. Встреча будет провалена».
Пауза затянулась. Меншиков продолжал молчать. Обстановка накалялась.
Выручил султан: он хоть и вымученно, но улыбнулся. Грек-переводчик приготовился к исполнению своих обязанностей и слегка выступил вперёд.
Султан воздел обе руки вверх.
– Я приветствую вас, дорогой посол, на нашей земле, дарованной нам нашими предками. Слава Аллаху, трудный путь по зимнему неспокойному Чёрному морю мой почтенный гость закончил благополучно. Пусть и дальше светлейшему князю сопутствует удача. Переводчик перевёл.
Среди свиты прошелся вздох облегчения.
Меншиков небрежно закинул ногу на ногу, не спеша расправил полы своего мундира, изобразил улыбку и степенно произнёс:
– Благодарю, ваше величество! Вы весьма правильно подметили, что море – Чёрное, оно и в самом деле неспокойное. Но Господь наш, Иисус Христос, направил нас на путь истинный совсем не зря. Обиды вы вершите у себя в государстве, ваше величество. Над людьми, верой преданным нам, христианам, притеснения разные чините. Государь-император наш крайне недоволен поведением слуг вашего величества.
Несмотря на ранее данное обещание Порты, вопрос о святых местах так и не решён, ваше величество. Ключи от Храма Господня переданы католикам, а не православным христианам, коих в вашем государстве около двенадцати миллионов. Почему?.. Грех это, большой грех, ваше величество.
Интонация Меншикова была не резкой, но и мягкой её тоже нельзя было назвать. По сути, князь отчитывал государя великой Османской империи как неразумного ребенка, совершившего непристойный поступок. Так с султаном еще никто не разговаривал.
Присутствующие опять напряглись. О соблюдении дальнейших пунктов оговоренного протокола визита уже не могло быть и речи.
– Рискует князь, рискует. Не принято в таком тоне говорить здесь. Турки могут просто вышвырнуть нас отсюда, – прошептал на ухо Корнилову Озеров. Адмирал пожал плечами.
Но посол не рисковал. Меншиков твердо усвоил, что император не удовлетворится частичными уступками турок, что в Константинополе, как советовал император, следует разговаривать в резком тоне, не исключено, в крайнем случае, и выставить ультиматум. Более того, из разговора с императором перед самым отъездом из столицы князь уловил, пусть не явно, высказанную мысль государя о желательном разрыве отношений с Портой и запомнил повторенную им дважды фразу: «Не бойтесь, князь, идти с турками на разрыв отношений…» И это давало Меншикову большой простор в действиях.
И опять султан разрядил обстановку. В полной тишине совсем тихо раздался его голос:
– Если бы люди не делали грехов, мир давно перестал бы существовать, уважаемый князь. Слова ваши больно терзают моё сердце. Ваше чистосердечие сняло завесу с моих глаз. Претензии к слугам Аллаха, – султан строго посмотрел в сторону своей свиты, – будут мною рассмотрены. Я издам соответствующий фирмам
[46], не сомневайтесь, уважаемый посол. Но и у моих подданных есть к вам, светлейший князь, претензии.
Султан едва заметным движением бровей подал знак великому визирю. Тот сделал шаг вперёд и, глядя на русского посла, начал свою витиеватую речь:
– Наш мудрый повелитель султан Абдул Меджид I, да светится имя его на небесах, учит нас, подданных, что к русскому государю царю Николаю надо относиться с чувством глубокого уважения и любви. Однако мы не видим с вашей стороны того же. По нашим сведениям, к нашим границам в Молдавии вы собираетесь приблизить свои дивизии. Зачем?.. Не совместимы эти действия с чувствами обоюдного уважения.
Ты, высокопочтимый князь, говоришь о святых местах, дорогих твоему сердцу, якобы мы народ христианский притесняем… Но своими действиями твой государь не только не решит этих проблем, наоборот – ухудшит. Аллах всё видит, он защитит нас.
Меншиков чуть не подпрыгнул от такой лжи. Топнув ногой, он грозно произнёс:
– Почему так говоришь, визирь? Зачем Всевышнего вспоминаешь? Мы, что ли, с французами договариваемся по поводу ключей от Храма Господня, мы, что ли, перекрыли проливы для наших кораблей, мы, что ли, пляшем под английскую дудку? Не мы ли вам постоянно предлагаем условия для выгодной обеим странам торговли?
А что ваше величество скажет, – с гневом произнёс Меншиков, устремив свой взгляд на султана, – на то, что Франция в конце лета того года подвела под стены Константинополя 90-пушечный корабль? Как это понимать, ваше величество? Это же грубейшее нарушение Лондонской конвенции. Босфор и Дарданеллы в мирное время должны быть закрыты для военных кораблей. Но вы молчите!..
