– И последнее… – уставшим голосом произнёс Нахимов. – Конечно, я уверен, что даже вице-адмирал Корнилов уже спешит нам на помощь, в том нет сомнения, но время нам терять никак нельзя, господа. Мы не знаем, что у турок на уме. Уйдут из Синопа, ищи потом их. Так что завтра атакуем.
Нахимов перекрестился. Вслед за флагманом осенили себя знамением и присутствующие.
Павел Степанович поморщился, замахал перед своим лицом руками, отгоняя табачный дым.
– Господа, ну и накурили же!.. Так вот! Глубина, господа! Не забывайте про неё. Карты картами, но осторожность… сами понимаете, не помешает. При входе на рейд в обязательном порядке извольте бросить лоты
[54] за борт.
– Ваше превосходительство, а если турки загодя догадаются о нашей атаке, снимутся с якорей и навстречу нам пойдут? Не до лотов будет. И потом осадка, нужны ли лоты? Турки же как-то зашли в бухту…
– Не забывайте, Виктор Матвеевич!
[55]. Наши корабли крупнее турецких, осадка, следовательно, поболе будет. А что османы снимутся с якорей… Всё может быть. Вот завтра и узнаем… Чего гадать? А ещё прошу не палить зря по судам неприятеля, кои спустят флаги. Мы не варвары – законы морские блюдём. Так что старайтесь не палить по домам жителей, мечетям и консульствам иностранным, на коих флаги висят.
Весьма важно, господа, и вот что… Коль ветер при атаке на турка будет неблагоприятный, иметь надобно наготове шпринги
[56] на оба якоря. Ну и не мне вам говорить, что, встав на якоря, на всякий случай подготовьтесь расклепать якорные цепи, коль потребуется срочная передислокация.
Ещё весьма важное указание, господа командиры. Осман-паша имеет манеру при ведении боя стрелять прежде всего по рангоуту, поэтому мы при постановке на якоря будем убирать паруса. Зачем – понятно: матросы на мачтах… Так вот, паруса сбросить, но не крепить – беречь экипаж.
Нахимов закашлялся и, снова разгоняя рукой дым, закончил:
– Всё, господа! Вопросы?.. Нет… Тогда обедать, да и по чарке выпить не грех будет. И командам своим прикажите сегодня за ужином выдать по двойной порции вина, пусть расслабятся как следует перед боем.
Обед проходил вяло, скучно. Командиры молчали, сосредоточенно размышляя о завтрашнем дне. Оживились, лишь когда командир «Чесмы», выпив рюмку марсалы, пробурчал:
– Завтра, господа, никак нельзя опозориться. Чесменская битва хорошо известна. Графы Орлов и Спиридов ещё восемь десятков лет назад нам показали, как надобно в бухтах топить турка.
– Утопим, не сумлевайтесь, господин капитан 2 ранга. Никак не можно не повторить подвиг героев Чесмы, – услышав бурчание Микрюкова, воскликнул капитан-лейтенант Будищев
[57]. – Свой первый залп я посвящу героям Чесменского сражения.
Его поддержал Куртов:
– Хорошая идея, Будищев, весьма хорошая. Пожалуй, и я так поступлю.
– Вы, господа, – недовольно произнёс контр-адмирал Новосильский, – вольны делать, как считаете нужным, но шапкозакидательством не стоит заниматься. Не забывайте: Чесменский бой происходил ночью, турки совсем того не ожидали. Мы же сейчас у них как на ладони. Адмирал Осман-паша – серьёзный противник, какой фортель он выкинет, одному Богу известно. Да и английские советники у паши имеются, куда ж без них? Поди, ломают сейчас головы, как быть в такой ситуации.
Слово взял судовой цейхва́хтер
[58], седенький худенький старичок неопределённого возраста с серебряными эполетами, которые никак не делали его внешний вид бравым, скорее, наоборот. Не по размеру большой в плечах китель со спущенными до неприличия вниз эполетами создавал впечатление, что тело, находящееся внутри мундира, никакого отношения к нему не имеет. Но старик обладал удивительно красивым низким голосом (откуда только взялся в такой хилой груди?), слушать его было одно удовольствие. Старый цейхва́хтер знал об этом и старался не упустить любую возможность покрасоваться Богом данным голосом. Вот и сейчас артиллерист посчитал нужным дать командирам небольшую консультацию по скорострельному ведению стрельбы. Как правило, он всегда говорил долго, но его никто не перебивал. Все знали, что с этим старичком начинал службу сам Нахимов.
А Нахимов рассеянно слушал своего главного артиллериста, мысли его были не о стрельбе корабельных орудий. Сравнение завтрашнего боя с Чесменским сражением 1770 года ему понравилось, а вот наличие англичан на борту турок – не очень.
Дождавшись окончания выступления старичка, Нахимов произнёс:
– Наличие англичан у турок меня тревожит, Фёдор Михайлович! Пойми их, англосаксов, – тихо проговорил он сидящему рядом Новосильскому. – Всё палки в колёса нам вставляют раз за разом. Тьфу…
– Им Россия – что кость в горле, Павел Степанович! Поди, жалеют, что Петра нашего батюшку корабельному делу голландцы учили когда-то, – так же шёпотом проговорил Новосильский. – Выучили на свою голову…
– Не думали они, что царь наш таким прытким окажется. Варварами нас считали, ни к чему не способными… А оно вона как…
Цейхва́хтер опять попытался что-то рассказать, но Нахимов попросил внимания, подняв руку вверх. В каюте установилась тишина. Откашлявшись, Нахимов произнёс:
– Правильно, что вспомнили про Чесменское сражение, господа. Думаю, и турки помнят о той битве. Поди, тоже изучали на досуге, меры-то примут… Какие?.. Завтра узнаем!
Корабли неприятеля нам известны. Как я уже говорил, мы обнаружили на внутреннем рейде семь фрегатов, несколько корветов, плохо разглядел, но кажется, один шлюп и так по мелочам. А ещё, судя по трубе, – пароходо-фрегат. Что положительно, так число пушек на наших кораблях, думаю, поболе турецких будет, да только забывать не надо про батареи, коих я насчитал шесть штук. И это весьма и весьма опасно. Стрелять пушки, между прочим, будут и калёными ядрами
[59]. А эти ядра, господа, вещь серьёзная, пожары обеспечены, бочки с водой наготове держать надобно.
– Так дождь же шпарит. Поди, и завтра будет, – язвительно прошептал кто-то из присутствующих. Послышался лёгкий смешок товарищей. Слова о дожде услышали все.
Однако Нахимов то ли не расслышал, то ли не стал акцентировать на этом внимание, но промолчал. Зато в его голосе появились строгие нотки, совсем не свойственные адмиралу в повседневной жизни.