– Жаль, господа, что не видели вы огромную поляну из красных весенних маков, синих васильков и зелёной травы…
Если начальным словам командующего Корнилов не сильно удивился, хотя знал, что штаб для себя Меншиков, если так можно сказать, подбирал сам, то последняя фраза князя его удивила.
– Не понял, ваше сиятельство… – произнёс Корнилов.
– Тысячи и тысячи синих, красных, зелёных мундиров вперемешку с чёрными киверами, медвежьими шапками в россыпи красных точек – фесок зуавов
[88] и турок … Чем не весеннее поле? В глазах рябило, а душу воротило… Вот они, цели, бей – не промахнёшься… – пояснил князь.
Корнилов скосил глаза на идущую мимо колонну солдат, безликую, почти однотонную, в серо-землистых шинелях под цвет грязи и оттого неприметную.
А Меншиков продолжал:
– Этого чёрта безрукого, лорда Реглана, с высоты своего бивуака лично видел в телескоп. Далече… Пуля с наших ружей недостаёт… А у них штуцера – сплошь нарезные, дальнобойные, на версту с гаком бьют. Много моих офицеров, и особенно генералов, побили, одним словом, всех тех, что верхом на лошадях был. А наши ружья?.. С трёхсот шагов попробуй попади… – добавил Меншиков.
Заметив недоумённый взгляд Корнилова, пояснил:
– Реглан – командующий английскими войсками. А французами командует маршал Сент-Арно, турками – Омер-паша.
– Ваша светлость, нарезные ружья, поди, и у нас есть.
– Можно и так сказать, ваше превосходительство. На всю армию пара тысяч штуцеров наберётся, – раздражённо ответил князь и тут же пожаловался: – И смею вас поставить в известность, моя армия вдвое меньше неприятельской.
– Ваша светлость, но русским не привыкать к подобному. Румянцев, Суворов, князь Бебутов… били и меньшим числом…
– Там были турки, а тут – англичане и французы, – огрызнулся Меншиков, – и, словно оправдываясь перед подчинёнными, взмахнув рукой, своим хриплым голосом с надрывом произнёс:
– А ведь как я, Бог свидетель, просил императора о подкреплении. Нет же, Долгоруков
[89] убедил императора, что союзники не рискнут высадиться в Крыму. Коль, говорил он, и будет десант, то где-нибудь на линии Кавказа. А оно вона как!..
Понимая состояние проигравшего битву генерала, Корнилов и Тотлебен молчали, давая командующему выговориться. Но через минуту Тотлебен не удержался и тихо, почти шёпотом сказал:
– Представляю шумиху в газетах Парижа и Лондона по поводу сей баталии!
А Меншиков после небольшой паузы, покопавшись в бесчисленных карманах своего камзола, достал карту, развернул её и злобно продолжил:
– А наши карты… Разве это карты?.. Сколько раз требовал у Долгорукова прислать их. Вот прислали, наконец, и что вы думаете? Они ещё тридцать седьмого года, пять верст в дюйме и с целой кучей неточностей, да какими… Зато у противника карты местности самые что ни на есть реальные. В кармане у одного убитого английского офицера нашли. Вот полюбуйтесь…
Здесь князь, конечно, лукавил: они, эти карты, ему до нынешнего времени совсем были не нужны. Он, как и военный министр Долгоруков, до последнего не верил в возможность высадки союзников в Крыму и уж тем более – в позднее время года с его штормами и непогодой. Именно об этом Меншиков неоднократно информировал того же министра, а тот – императора. А потому, окружив себя многочисленными адъютантами, князь не потрудился даже создать собственный полноценный штаб: отсюда и хаос, и беспорядок в управлении вверенной ему армии. Что уж говорить о его равнодушии к укреплению Севастополя со стороны суши.
Светлейший князь Меншиков, до последних дней тешивший себя иллюзиями, узнал о внезапной высадке неприятельской армии под Евпаторией, когда уже почти ничего не мог поделать. Выставил бы два-три полка с артиллерией на берегу напротив высадки десанта… Может быть, этим всё и закончилось…
Однако вернёмся к нашим героям.
Меншиков вынул из кармана аккуратно сложенную, довольно объёмную карту окрестностей Севастополя с французскими надписями и аккуратными пометками:
– Не находите, какая чистая работа!.. Тьфу…
– Видимо, зарисовывал кто-то из местных у нас под носом или кто ещё постарался для них, – высказал предположение Тотлебен.
– Татары, конечно, – нахмурился Меншиков. – Я буду просить разрешения у государя очистить от них западный Крым, иначе поднимут восстание у нас в тылу.
– Нешто такое возможно?!.. Не думаю, что с Европой им жить станет лучше, – предположил Корнилов.
Меншиков скривился:
– Полагаю, вы правы.
– Ваша светлость! – продолжил Корнилов. –Думаю, штурм неминуем. Армию надо отводить в Севастополь.
– Вы хотите всю армию засадить за бастионы Севастополя, чтобы союзники окружили город со всех сторон? Этого хотите, адмирал? Быть отрезанными от остальной России?.. Этого нельзя допустить, ваше превосходительство. Пока есть армия, есть надежда, – твёрдо произнёс Меншиков, а потом добавил: – Потеря Севастополя – это ещё не потеря Крыма.
Он устало взмахнул рукой:
– А вы, пожалуй, езжайте назад, адмирал. А я уж останусь при армии, – и потом добавил: – И вот что, я думаю… Флот ваш…
Меншиков задумался, а затем решительно произнёс:
– Приготовьтесь…
И тут князь произнёс слова, которые только что ехидно нашёптывал Корнилову его собственный внутренний голос. Голос князя, и без того глухой и мало разборчивый, теперь от горечи переживаний, огромной ответственности за последующие действия, а может, просто от усталости, показался Корнилову ещё глуше, и вся старческая фигура князя, затянутая в генеральский мундир, сгорбилась, отчего стала зловещей.
Обескураженные словами командующего, Корнилов и Тотлебен переглянулись между собой.
А мимо без привычных маршевых тягучих и длинных песен медленно шли и шли шеренги усталых полков, бесконечные вереницы конных и воловьих упряжек с орудиями, стволы которых, словно хоботы слонов, раскачивались в такт ухабам, скрипели возы и колымаги с ранеными. И там, вдалеке, вся эта масса людей, лошадей, волов и телег вытягивалась в узкую ленту, а потом всё это исчезало в начинающих желтеть крымских благодатных долинах.
Как завороженные, стояли Корнилов и Тотлебен на месте недавних сражений. Жуткое, страшное зрелище… Поле битвы, забрызганное кровью, стоны умирающих в повозках, в агонии призывающих своих матерей, и печальное похрапывание лошадей под похоронный скрип несмазанных тележных колёс. Армия отступала…
Сбрасывая наваждение, Корнилов встряхнул головой. Спазм отпустил, он откашлялся.
– Господа офицеры! – произнёс Корнилов взволнованным голосом. – Враг на пороге нашего дома. А потому я пригласил вас, чтобы сообща решить, как нам спасти город и нашу собственную честь.
