И Меншиков решился на очередную атаку позиций неприятеля. К такому решению князя, помимо пополнения, подвигло письмо императора, настаивающего на продолжении наступательных действий.
День 22 октября начался спокойно. Несмотря на ночной ливень, пасмурную зарю, утренний небосклон с его дождливыми тучами, в полдень погода мало-помалу разгулялась. Сквозь рваные разрывы туч временами пробивалось осеннее солнышко. Мокрая земля парила. Слегка потеплело.
Со стороны Севастополя нет-нет, да и доносились ухающие звуки разрывов, так похожие на раскаты грома перед ливнем.
Из окон небольшого, в четыре комнаты, крытого железом домика с отбитым куском стены доносились голоса, среди которых нетрудно было распознать знакомый нам уже хрипловатый голос главнокомандующего Крымскими войсками светлейшего князя Александра Сергеевича Меншикова.
Подле входной двери на привязи у крыльца, пофыркивая и переминаясь с ноги на ногу в ожидании седоков, стояли разной масти осёдланные кони.
Вокруг дома с ружьём на плече ходил часовой. Он то и дело принюхивался к запаху дыма от костра, где его товарищи отдыхали в ожидании вкусной каши.
В отдалении, сразу за редкой рощицей из низкорослых деревьев, слышались голоса. Казаки продавали офицерам пойманных ими английских лошадей. Шёл торг.
– Ваш бродь, и так по дешёвке. Три империала… Куды же ниже? Креста, поди, на вас нету!
– Ты это брось, – сказал офицер-покупатель, судя форме, капитан-лейтенант. – Крест-то здесь при чём? Постыдись… Вот тебе империал, больше не получишь.
– Не-е, ваш бродь… Одна сбруя и седло гляньте, какие – аглицкой работы. Никак не можно за империал.
В это время раздался злой голос, видимо, есаула:
– А ну, поганцы, в строй. Открыли здесь базар.
– Тьфу… проснулся гад, – с огорчением прошептал казак и, похлопав коня рукой, повздыхав для приличия, согласился. И счастливый офицер тут же вставил одну ногу в стремена и хотел лихо забросить вторую на спину коня. Однако конь дёрнулся, и эффектно оказаться в седле у лейтенанта не получилось. Попытку пришлось повторить, но получилось тоже коряво.
Казак не отказал себе в удовольствии и тут же заржал над прижимистым лейтенантом.
– Ваш бродь… Ай, не свезло! Поди, конь попался шибко привередливый, – с усмешкой произнёс он. Но, заметив хромоту офицера, уже более миролюбиво подсказал: – Ногу надо резче, ваш бродь, закидывать, да второй упираться в стремена… Это вам не по трапу лазить, чтоб на коня влезть, сноровка потребна.
– Ладно, учитель нашёлся… – покраснев от своей неловкости, пробурчал Аниканов (а это был Антон Аниканов, недавно назначенный к Меншикову флаг-офицером для связи с флотом).
Много правее от импровизированного базара горели костры. Солдаты отдыхали: кто-то сидел или лежал на деревянных ящиках, вытянув ноги, кто-то разулся и возле огня сушил портянки, а кто-то, зябко ёжась от осенней прохлады, снял набухшую за ночь влагой шинель и украдкой вынимал назойливых насекомых. Вверх тянулся дымок от еле тлевших влажных сучьев. Где-то покрикивали унтера… И, конечно, собаки! Как и положено, они без устали лаяли на то и дело проскакивающих мимо них то в одну, то в другую сторону многочисленных адъютантов его светлости князя Меншикова.
В самой большой комнате, с печкой у стены и явно недавно расставленными деревянными лавками и столом, в окружении генералов действительно находился Меншиков.
В этот день на Северной стороне в домике инженерного ведомства пятого армейского корпуса, где временно находился штаб, он собрал своих генералов на совещание. Надо сказать, собирались офицеры неохотно: выслушивать надоевшие нравоучения князя было скучно и неинтересно. Однако загадочный вид светлейшего князя сегодня их удивил: ожидалось что-то необычное.
Одно из окон комнаты закрывали ветки старого, но ещё крепкого дерева хурмы. Несмотря на вступившую в свои полные права осень, листья на ветках были зелёными и обильно усыпаны ещё несозревшими плодами. Именно на них в данный момент удивлённо смотрел светлейший князь.
– Сколько же им ещё зреть? На дворе – октябрь, ноябрь на носу, холода же скоро, – задал вопрос он одному из генералов.
– Ваша светлость, – ответил генерал, – так в холод и созреют. Как фонарики, будут висеть плоды на голых ветках. А листья, что вот-вот опадут, это, я вам смею доложить, образуют сказочный разноцветный ковёр на земле… Хурма не просто дерево, это кладезь полезности и созерцания.
Меншиков хмыкнул, ещё раз окинул взглядом дерево и, резко развернувшись, подошёл к столу.
– Начнём, пожалуй! Господа, у меня две новости! Первая – двадцать третьего, думаю, к вечеру, из Петербурга в Крым прибывают великие князья, о чем я получил личное письмо её величества. Видимо, наш император, узнав, что во французской армии присутствует двоюродный брат Наполеона III, а в английской – родственник королевы, герцог Кембриджский, решил: мы-то чем хуже? И у нас будут царственные особы и сразу две.
По интонации князя, обычно резкого и острого на язык, подчинённые не поняли, язвит светлейший или, наоборот, доволен. А потому на всякий случай свои верноподданнические чувства выражать не стали, промолчали.
– Сами понимаете, господа, их сохранность – святая моя обязанность, а потому и ваша. И вторая новость – не менее важная…
Зная своего начальника, способного порой принять необдуманное решение, присутствующие насторожились.
Сосредоточившись, уперев взгляд в пол, Меншиков стал ходить по комнате, при этом его длинное, как веретено, тело раскачивалось в такт шагам, словно он находился на палубе корабля, идущего лагом. Машинально князь крепко сжал левой рукой эфес сабли. Так Меншиков ходил минут пять, и было видно, что он набирается духу, чтобы произнести что-то важное. Генералы заволновались ещё больше.
Наконец, видимо, подготовившись, светлейший князь самым решительным тоном промолвил:
– Господа, на днях я также получил сведения, и они верные, прошу учесть: неприятель намеревается начать генеральное наступление на Севастополь двадцать четвёртого или двадцать пятого октября сего года…
Меншиков замолчал, пристально оглядел присутствующих, стараясь узнать реакцию генералов на свои слова.
Генералы вздохнули с облегчением. То, что враг ждёт прибытия свежих сил и вот-вот должен начать штурм, особой тайной ни для кого не было. Знали даже, что главный удар он намеревается нанести по четвёртому бастиону. Знали генералы и своё преимущество в живой силе и пушках. «Конечно, надо воспользоваться этими преимуществами», – рассуждали они.
– Именно в эти числа, не позже? Чуть бы позже… – переспросил генерал-майор от кавалерии князь Владимир Меншиков, сын главнокомандующего.
Светлейший князь к своему сыну относился как к подчинённому ему генералу, не более того. Но на его вопрос он всё же ответил довольно миролюбиво, без обычной резкости:
