И, отойдя на несколько шагов, отставной матрос обернулся и крикнул:
– Ужо поберегись, барин, коль опять вражина бомбить начнёт. Безопасных местов у нас боле нету.
Поблагодарив разговорчивого отставного матроса, взяв внучку под локоть, Шорохов заспешил в указанном направлении.
Дом губернатора на Морской улице, даже не спрашивая прохожих, Шороховы нашли быстро. Возле него стояла группа военных, взяв в плотное кольцо адмирала, разговаривающего с женщиной. Этот адмирал, видимо, и был новым губернатором Новосильским. Он терпеливо выслушивал настойчивые требования дамы, теребя в руках фуражку. До Петра Ивановича донеслись его слова: «Сударыня, ну поверьте, – для достоверности губернатор прижал руку к сердцу, – на сей момент никак не можно удовлетворить вашу просьбу. Обозы с медикаментами опять застряли где-то. Потерпите…»
К своему удивлению, Шорохов узнал в этой даме Бакунину Екатерину Михайловну, отца которой, Михаила Михайловича, генерал-майора и бывшего во времена его молодости столичным губернатором, он знал. Однако он умер где-то около двадцати лет назад.
Несмотря на недовольство окружавших губернатора, очевидно, тоже просителей, явно подававших даме знаки нетерпения, Бакунина продолжала шумно выражать собственное недовольство и размахивать перед адмиралом листком бумаги, по всей видимости, с перечнем крайне необходимых медикаментов.
Но вот, растолкав окружавших адмирала людей, ординарец подвёл к Новосильцеву коня, всунув ему в руку уздечку. Просители зашумели, выкрикивая просьбы и протягивая губернатору свои листки с перечнем просьб. Едва не задев ногой ближайшего посетителя, адмирал, как заправский всадник, взлетел в седло.
– Господа, господа, совершенно нет времени, – устало произнёс он. Однако на чей-то выкрик по поводу нехватки леса удивлённо возразил: – Как нет досок и брёвен?.. Намедни завезли же. Идите и получите.
– Ваше превосходительство, так нет уже ничего. Купцы подлые продали лес англичанам. А нам кукиш заместо брёвен… А с него мало что получится.
В это время со стороны Малахова кургана послышалась заглушённая дальностью очень оживлённая ружейная перестрелка, а затем раздались бухающие звуки орудийной канонады.
Губернатор, пришпорив коня, осторожно выбрался из окружения и вместе с ординарцем помчался вдоль улицы.
Раздосадованная неудачей, Бакунина спрятала листок в небольшую сумочку, и тут она встретилась взглядом с Шороховыми.
О Екатерине Бакуниной, по линии матери внучатой племяннице фельдмаршала Кутузова, по собственному желанию окончившей курсы при Крестовоздвиженской общине сестер милосердия, основанной великой княгиней Еленой Павловной, в Севастополе знали многие. Ещё в декабре прошлого года она в составе третьего медицинского отряда общины (три врача, два фельдшера, восемь сестер) приехала в Севастополь для оказания помощи раненым.
Забегая вперёд, скажем, что храбрая женщина во время захвата противником южной части Севастополя последней из сестер милосердия перейдёт через мост на Северную сторону. И это будет совсем скоро…
Недовольная неудавшимся визитом к губернатору, тем не менее, Екатерина Михайловна с тёплыми ностальгическими нотками в голосе воскликнула:
– Ах, как неожиданно… Какими судьбами в наших краях, Пётр Иванович? Да ещё с Лизонькой!
– Да вот, сударыня, Екатерина Михайловна, пришлось-таки. Сын мой, Егор, ранен, где-то здесь в городе лежит. Хотим вот с внучкой забрать его. И письмо от министра военного князя Долгорукова на то имею. Да, право, не знаю, как найти его. Не поможете?..
Оставив Шороховых на одной из лавок под тенью дерева, Бакунина попросила их подождать, а сама быстрым шагом, насколько позволяло её одеяние сестры милосердия, удалилась.
После совсем непродолжительного времени энергичная Бакунина вернулась. Оказалось, чему она сама очень удивилась, что младший Шорохов находится совсем недалеко, на той же улице, в доме купца Гущина, приспособленного под лазарет для тяжелораненых, где как раз Екатерина Михайловна и была старшей медицинской сестрой.
Сообщая это известие Шороховым, глядя на их счастливые лица, в особенности Лизы, что сын и отец нашёлся, Бакунина, повидавшая за это время немало горя и человеческих страданий, едва сдержала слёзы.
У того дома была мрачная слава: «попасть к Гущину» означало приговор к смерти. Это был дом умирающих, дом гангренозных, отравляющих воздух вокруг себя нестерпимым зловоньем, с которым не могли справиться целые ведра так называемой «ждановской жидкости»
[106]. Редко кто проживал здесь сутки; большей частью через несколько часов изуродованный защитник Севастополя отдавал Богу душу…
Ещё не доходя до двухэтажного каменного с большими помпезными окнами дома, располагавшегося вдоль улицы, Шороховы почувствовали отвратительный гнилостный запах, парящий повсюду. И дед, и внучка зажали носы. Дорогу им преградила телега с двумя деревянными бочками с плескавшейся через край водой.
Рядом с телегой, запряжённой в неё старой совсем худой клячей, стоял мальчишка лет двенадцати, босой, в изодранной рубахе. Парнишка вместе с кобылой терпеливо ожидал, пока с тыльной стороны дома выйдет арба, крытая выцветшей холстиной, из-под которой выглядывали окровавленные части людских тел.
Шороховы вопрошающе посмотрели на Бакунину.
– Умершие, – тихо сказала она. – А воду возим из колодца. Союзники давно разрушили виадуки, перекрыв нам речную…
– Господи, как это всё ужасно, – прошептала Лиза.
– Да, Лизонька, ужасно и противно. Бывает, сморишь в глаза собаке и думаешь: человек! А иногда сморишь в глаза человека и думаешь: собака… – гневно высказалась Екатерина Михайловна. – И вроде бы союзники – люди, воспитанные такими же матерями, как мы, а поди ж ты, хуже собак, эти чванливые англичане и галантные французы. Что-то я не припомню, чтобы в Париже, Берлине, да мало ли где, топтали землю сапоги наших солдат и так издевались над гражданским населением, перекрывая воду. И они ещё нас считают варварами?!..
Постукивая колёсами по уцелевшим на дороге булыжникам, арба с печальным грузом медленно проплыла мимо водовозки.
– Пошли, что ли?.. – произнёс мальчишка. – Чего стоишь?.. Трогай…
Кляча лениво повернула голову на голос ворчливого мальчишки, слегка всхрапнула, поднатужилась, телега дёрнулась и… поехала.
Бакунина первой вошла в большой зал здания. Она быстрым привычным шагом, осторожно обходя лежащих на полу раненых, прошлась по залу и скрылась в одной из боковых дверей.
Шороховы остались у двери. Увиденное повергло их в шок. От испуга Лиза ухватилась за плечо деда.
В душном, несмотря на открытые окна зале, стоял тяжёлый смрад от человеческих испражнений, крови, гниющих ран, немного перебиваемый запахом свежеструганной древесины. Если и можно было дышать, то весьма осторожно, неглубокими вдохами, стараясь не разглядывать источник этого «амбрэ» – тела изувеченных, доживавших последние часы людей.
