– Извините, Елизавета. Я, признаться, до сегодняшнего дня как-то по-другому представлял себе м-м-м… вопросы жизни и смерти… Но, учитывая обстоятельства и всю необычность положения, могу ли я спросить о… вас?
– Обо мне? – смутилась Елизавета.
– Да! Мой вопрос может показаться странным. Но как же вы? Вы говорите, что тех людей стерли. А что будет, когда вас… вас сотрут?
Елизавета посмотрела на Василия долгим взглядом, в котором он прочел не то удивление, не то разочарование, не то глубокую тоску.
– Этого я, к сожалению, знать пока не могу, – наконец, сказала Елизавета и через силу улыбнулась. – Но что верно, то верно. Я действительно вписана здесь «на птичьих правах». Но, надеюсь, меня очень быстро не сотрут?
– Да, конечно! – поспешил заверить Раздайбедин, но в голове снова завертелось огненное колесо: «На птичьих правах!? Что это значит? Это все из-за той дрянной галки? Ведь это она показала мне могильную плиту! Может, и я здесь из-за этой проклятой птицы?! А ведь она мне сразу не понравилась! Я с ума сойду – это просто в голове не укладывается!»
Последние слова Василий произнес вслух.
– Наверное, у вас очень болит голова? – с сочувствием произнесла Елизавета.
– Есть немного – признался Василий. И вдруг, поражаясь своему нахальству и развязности спросил:
– А у вас выпить найдется?
Елизавета смутилась в ответ.
– Есть. Настойка. Но она, знаете ли…
– Долго настаивалась? – выручил Василий.
Елизавета развела руками:
– Гости у меня тут нечасто. А сама я… Ну, вы понимаете.
– Позвольте полюбопытствовать – что за настойка?
– Рябиновая, – просто пояснила Елизавета. По спине Василия опять пробежал холодок, и огненное колесо снова завертелось: «Само собой! Не из ананасов же – вокруг лестницы росли одни рябины! Что за вопросы я задаю! Впрочем, какая разница? Любая жидкость – лишь вызов моей адекватности! Будь что будет!»
Тем временем Елизавета встала и проплыла мимо Василия к черной громадине комода, вынула оттуда старинный графин с большой хрустальной пробкой, и витиеватый фужер. Принимая его из рук Елизаветы, Василий случайно коснулся ее пальцев и вздрогнул. Пальцы были холодны, как лед.
– Вечная память! – неуверенно произнес Василий, поднимая бокал. Елизавета ответила ему взглядом, полным невысказанной грусти.
Рябиновая настойка огнем растеклась по желудку и приятно ударила куда-то под темя. Реальность снова поплыла и смазалась. Василий опять подумал, что ему снится какой-то странный сон. Но даже во сне он не мог упустить возможность взять столь необычное интервью.
– Скажите, Елизавета! Но как? Как вы – здесь? Такая молодая – здесь? Объясните!
– Не уверена, что поняла вопрос. Я здесь потому, что таким был мой выбор.
– Самоубийство? – удивился Василий.
– Да, все мои знакомые сказали именно так… Моя история вряд ли может служить кому-то примером. Но лично я могу гордиться тем, что в своей жизни сделала хотя бы один решительный шаг. Правда, назад отсюда пути для меня просто нет.
Василий вдруг испугался и пробормотал побелевшими губами:
– Как – нет пути назад? Но ведь я… Ведь я же не выбирал само… Самоубийство! Я не хочу! Я не уверен, что выбрал правильно. Я был… немного не в себе!
– Не знаю, правильно ли я поняла вас. Вы не довольны тем, что выбрали?
– Нет. То есть, да. В некоторой степени. – Василий почувствовал, что мысли путаются все сильнее и сильнее.
– И что бы вы выбрали, если б имели такую власть? Кем бы вы хотели быть?
– Я? – Василий покраснел и сказал застенчиво. – Пожалуй, Богом…
– Богом? – Елизавета тихо засмеялась.
– Вы поймите! Не для себя. Для людей. Я бы их… Я бы им… – горячо забормотал хмельным языком Василий. Мысли сплетались в бесформенный разноцветный клубок. Смех Елизаветы звучал переливом гусельных струн откуда-то издалека. Василий посмотрел через фужер на свечи в канделябре. Стекло заиграло шестью коричнево-бордовыми пятнами.
– Кровь… – успел подумать Василий, и все исчезло.
* * *
Где-то далеко внизу плескалась теплая чернильная вода, отражая звезды городских огней. Над головой плескалось теплое небо в огоньках настоящих звезд. Новоиспеченный бог Василий, чувствуя себя невесомым и счастливым, попеременно укладывал голову то на одно, то на другое плечо и смотрел, как линия горизонта качается относительно его переносицы. По его божественному капризу небо и вода менялись местами. Постепенно Василий перестал отличать одно от другого. Растворившись в космическом эфире, он вылавливал из бесконечности простые и понятные мысли.
– Войны, взаимная ненависть, коллективное сумасшествие… Люди несчастливы. Создавая их, я дал им либо слишком мало, либо слишком много. Чересчур мало, чтоб осознать истинную причину своих несчастий. Или чересчур много – ведь они осознают, что несчастны, но ничего не могут с этим поделать.
На секунду Василий перестал быть богом и перевоплотился в смертного, чтобы ощутить, как внутри черепа перекатываются разноцветные шарики, которых по вине Создателя у него либо слишком мало, либо слишком много.
– Будут ли они счастливы, если я избавлю их от болезней и подарю им совершенное тело? К примеру, дам им… хобот? Они смогут чесать спину за обедом, когда одна рука занята вилкой, а другая ножом.
Василий снова перевоплотился – на этот раз в усовершенствованного человека. Он вдумчиво почесал хоботом между лопаток.
– Увы, нет. И с хоботом они не будут счастливы. Их несчастье в том, что они постоянно лгут. Намеренно или против своей воли искажают смыслы. Когда они не умеют верно выразить собственные чувства и мысли – они вредят, как правило, только себе. Если же умеют, но не хотят говорить то, что думают и чувствуют на самом деле – они становятся наполеонами. Семейного, производственного, государственного или даже мирового масштаба. Искусство намеренно искажать смыслы дает доступ к вреду тотальному.
Василий снова положил голову на плечо, отчего темная полоска горизонта встала вертикально, вытянувшись вдоль его переносицы. Слева плескалось небо, а справа – вода. Где-то между ними человечество замерло в ожидании своей судьбы.
– Человечество… Ты остаешься верным себе до конца. Ты не желаешь распознавать ложь наполеона или фюрера. Даже если обман заканчивается, ты еще долго по инерции лжешь само себе, что сверженный идол был единственным, кто говорил правду…
Бог Василий поднял свою руку и простер ее к городу, адресуя ему немой вопрос.
– Как я могу вылечить вас от лжи? Подарить вам возможность читать чужие мысли? Это будет слишком жестоко по отношению к вам. У вас не останется тайн. Увидев насквозь души тех, кого вы считаете своими кумирами, вы будете настолько разочарованы, что не захотите жить!
