– Меня вся Слобода боится. Как с армии пришел – так уже третий десяток лет и боится – угрюмо пробурчал Пёдыр. – А вы смех вокруг меня развели!
– А чего же тут смешного? – Василий потянулся к шкафу и взял подшивку газет «Правдоруб». Вот, смотри. Ты – самый честный кандидат. В этом номере ты требуешь легализовать взятки врачам, потому что их все равно все дают. В следующем – требуешь устроить резервацию для иностранных студентов и гастарбайтеров, чтобы оградить их от экстремизма и расистских настроений. Здесь вот указываешь на необходимость строительства в городе крематория, а старые городские кладбища отдать под жилую застройку. Мысли у тебя, быть может, немного эпатажные и непривычные для средних умов, но зато передовые и честные.
– Мать ругает… – насупился Пёдыр и опустил глаза.
Василий улыбнулся:
– А за пьянку и драки не ругает?
– Не… Привыкла. Похмеляться только не дает.
Почувствовав некоторое потепление в голосе дяди Пёдыра, скульптор Сквочковский решительно поднялся и сделал шаг к двери.
– Я не понимаю, что здесь происходит, и потому ухожу! Находиться в одном кабинете с хулиганами не желаю. Быть может, уголовникам, вроде господина Брыкова, это подходящая кампания, но культурным людям…
Однако этот свой выпад скульптор определенно сделал зря – Пёдыр одним тигриным прыжком оказался возле него, оглушительно прорычал что-то непонятное, пояснив, впрочем, свое сообщение увесистым подзатыльником. Скульптор мгновенно приобрел заданное ускорение, стукнулся носом об стол, да так и остался на нем, укрыв голову руками и жалобно скуля. Меценат Брыков одобрительно кивнул и прошептал злорадно:
– Словил, петух, по калгану? Будешь знать, как на дурняк честных жиганов форшмачить!
– Говорить. Буду. Я. – паровозным басом сообщил дядя Пёдыр.
Он стоял, немного покачиваясь, и обводил собравшихся взглядом, полным самодовольного торжества. Повисла пауза.
– Говори! – властно сказал Кирилл. С момента появления визитера, он наблюдал за ним со смесью праздного любопытства и азарта, но, похоже, комедия ему наскучила.
– Меня вся Слобода боится, – гордо заявил лже-кандидат.
– И что? – нетерпеливо нахмурился Кирилл.
– Все! – удовлетворенно изрыгнул Пёдыр.
– Высказался? Свободен!
– Нет. Выпить.
Голомёдов поискал в кармане и брезгливо протянул ему сторублевку.
– Всем! – возмутитель спокойствия был хмур и категоричен. Василий же наоборот широко улыбнулся, хитро подмигнул Голомёдову и воскликнул:
– А что, неплохая идея. Опрокинем по рюмочке-другой. И господин Болдырев, как человек из народа, выступит судьей в нашем споре! Выслушаем его мнение о кандидатах в «Почетные граждане». Кто, как не он примирит наших спорщиков? Он вас всех без разбору, так сказать, мгновенно рассудит. Харитон Ильич! Позволите?
Зозуля автоматически кивнул и оторопело смотрел, как Василий достает из его шкафа большую бутыль виски и ставит ее на стол.
– Да, собственно… – замямлил меценат Брыков, нервно поправляя седые пряди, и опасливо косясь на дядю Пёдыра – собственно, мне пора. Дела-с.
Скульптор, выглянув из-под локтя, затравленно пропищал:
– А у меня заказ. Срочный заказ! Вы же знаете!
– Как? Не останетесь? Даже на минутку? Жаль, искренне жаль. Что ж! Не смеем задерживать! – жизнерадостно воскликнул Василий. Он подскочил к Брыкову, взял его под локоть и, провожая к двери, шепнул на ухо:
– Не волнуйтесь, Вениамин Сергеевич! Это – наш человек. Специально обученный. Чтобы усмирять амбиции некоторых особо творческих личностей и претендентов на высокие звания. А вы – будете! Слышите? Непременно будете «Почетным»! Но только – молчок! Полная конспирация.
Брыков бросил на него благодарный взгляд, кивнул Харитону Ильичу и выскочил в дверь.
Тем временем, скульптор, опасливо прижимаясь спиной к стене, обходил дядю Пёдыра по периметру. Завершив этот опасный маневр, он мышью просквозил к двери, где его принял в объятия Василий.
– Извините за резкость. Обстоятельства. Сами понимаете! – убедительно зарокотал он вполголоса. – Вы, конечно, знаете, что любой интеллигентный человек отдаст предпочтение вашей кандидатуре. Батюшка и поэт – не в счет. А у Вениамина Сергеевича биография, как бы правильнее выразится, в пятнах… А точнее – в полоску. В арестантскую. Будьте спокойны, я к вам на днях загляну. С контрактом.
– Я могу надеяться? – прошептал обнадеженный Сквочковский.
– Всенепременно! – Василий панибратски похлопал его по плечу и выставил за дверь. Отец Геннадий тоже успел прийти в себя и вознамерился покинуть помещение. Василий, услужливо пропуская его в дверной проем, успел шепнуть:
– Ваша трактовка звания «Почетный гражданин» полностью совпадает с нашей! Патриотизм рождается в душах, а не в кошельках. Задача у нас одна – направлять неразумных овец ради их же блага! Так что с вами взаимопонимания мы достигнем скорее, чем с кем-либо другим.
– Мне бы хотелось закрепить взаимные обязательства письменно… – с деловой суровостью произнес батюшка. Василий напрягся, но к счастью для него, в разговор вмешался дядя Пёдыр, который радостно пробасил из-за стола:
– Эй, Петруха! Ты-то куда направился? Чего нос от тезки воротишь? Не признал земляка?
Отец Геннадий метнул на него лютый взор, и продолжил:
– Так вот, мне хотелось бы…
– Эх, Петька! – посетовал дядя Пёдыр, ни мало не смущаясь невниманием священнослужителя. – Забыл, как мы по детству вместе лягушек на болоте надували? Соломку с зад вставляешь, и дуть, дуть – лишь бы самому щеки не разорвало!
Батюшка нервно заплясал на месте, и зашипел Василию прямо в ухо:
– Я должен быть уверен…
– А за девками нашими слободскими в бане как подглядывали? Помнишь Петруха?! Али ты, как в Геннадия перекрестился и бороду отрастил, к девкам интерес потерял? А не ты на Масленицу за моим клубом Зинку бородой шшыкотал?!
Батюшка зло потряс своей так некстати помянутой бородой, будто пытался стряхнуть с нее всяческие подозрения. Затем выстрелил в сторону новоявленного друга детства яростным: «Изыди, бес!», развернулся на каблуках и срочно ретировался, от спешки путаясь в рясе.
– Эх, ты, Геннадий… Хреннадий ты Петька, слышь меня? – гаркнул ему вдогонку дядя Пёдыр так, что стекла в шкафах снова зазвенели.
Голомёдов тем временем перекинулся парой слов с Зозулей, и они направились к выходу. В дверях Кирилл пропустил вперед Харитона Ильича и, выходя, напутствовал Василия:
– Быстро и безобразий не устраивать. Завтра суббота, пивной фестиваль у Дрисвятова. Тебе работать. Чтобы утром – как огурец.
Вместе с Голомёдовым и Зозулей удалилась и гражданка Тушко. Провожая ее взглядом, лже-кандидат в мэры дядя Пёдыр горячо и восхищенно вздохнул:
