Елизавета не ответила, и Раздайбедин почувствовал сильнейшее смущение. Он тихонько потряс головой, сгоняя в кучу разбежавшиеся мысли. Василий напряженно попытался сообразить, что реальнее – его недавние грезы на океаническом пляже, или теперешняя беседа с призраком? Также он силился понять, как и почему в кресле напротив оказалась девица Шейнина. Косвенным ответом служил аромат дихлофоса на языке. Вероятно, ведьмина жидкость и впрямь открывала дорогу в потусторонний мир…
Василий страстно желал вспомнить, что и зачем уже успел наговорить, и мучался вопросом – о чем беседовать дальше. Но единственным ответом была ноющая боль в левом виске.
Он взглянул на хрупкую беззащитную фигуру и вдруг испытал исключительное чувство неловкости от своего молчания. Оно было почти осязаемым – вязким, как озерный ил и по-лягушачьи холодным. Молчала и Елизавета, в задумчивости перебирая тонкими пальцами кисти шали. Наконец, она произнесла:
– Значит, установка памятника генералу Бубнееву – вопрос решенный?
Василий еще явственнее почувствовал за собой какую-то большую вину. В чем именно, он понять не мог, но помимо своей воли начал страстно оправдываться:
– Да, решенный… Но знаете, Елизавета, мне кажется, что ничего плохого в нашем памятнике нет. Ведь мы даем славинцам повод гордиться собой, встряхиваем город, как пыльный половик! Мы учим их быть патриотами, то есть, учим любить. И неважно, какой ценой.
Елизавета горько усмехнулась:
– Даже если эта цена – ложь?!
Василий с отчаянием осознал, что их разговор вновь попадает в то каменистое извилистое русло, которое вряд ли сулит беседе спокойное и миролюбивое течение. Он умоляюще сложил руки и зашептал:
– Елизавета! Я чувствую себя как школьник, толком не выучивший урок. Я хочу сказать вам одно, но почему-то говорю совсем другое! Вы – необыкновенная девушка. Рядом с вами я не могу и не хочу лгать! И это было бы просто чудесно, если бы правда, которая вырывается из меня, не отталкивала вас! Но поверьте: иногда я говорю что-то вовсе не для того, того, чтобы убедить вас в своей правоте, а с тем, чтобы вы переубедили меня! И в то же время я чувствую, что если промолчу или скажу полуправду, желая угодить, я жестоко обижу вас! И, кроме того, рядом с вами мне хочется говорить совсем не о войне и патриотизме!
Глаза Елизаветы широко распахнулись. Что отразилось в них? Тайна женского взгляда остается неразгаданной с начала времен. Казалось, девушка хочет что-то ответить, но не находит слов. А быть может, находит, но считает слова излишними? Она выпрямилась в кресле, и чуть подняла хрупкие руки в немом плавном жесте – приложила ладони к груди, а потом протянула их к Василию, будто взяла это самое невысказанное, рожденное в ее душе, и осторожно перекинула в пределы освещенного круга. Или же наоборот попыталась поймать во тьме его неуклюжее признание и прижать эти слова к своей груди?
Словно порыв теплого ветра, сбивающего всякую пыль и грязь, пронесся внутри Василия. Он вдруг захотел вскочить и яростно обрушиться на невидимую стену, очерченную торшером. А когда рухнет эта преграда, разделяющая свет и тень, добро и зло, жизнь и смерть, он заключит Елизавету в объятия, и будет всю оставшуюся вечность задавать ей только очень простые, появившиеся еще у прародителя Адама, вопросы, получая на них только короткие, но вселенски значимые для каждого мужчины ответы. Василий порывисто оттолкнулся от кресла, готовый вступить в великую борьбу за свое счастье с установленными Законами Бытия.
Битва закончилась на первой же секунде с разгромным счетом в пользу Законов Бытия – на пути Василия самым подлым образом вырос журнальный столик, о который новоиспеченный Воин света немедленно шарахнулся коленом. Тарелки с остатками закуски разразились с предательским звоном. Пустая бутылка, разбуженная от хмельного сна, упала на пол и покатилась под кресло, сердито вызвякивая что-то похабное в адрес горе-воителя.
За спиной яростно всхрапнул дядя Пёдыр. Раздайбедину очень хотелось зашипеть от боли, но он вжался в кресло, боясь даже вздохнуть. Василий почувствовал, как ожгла душу крапивой небывалая досада на себя и свою судьбу. Те же чувства, вероятно, мог бы испытать влюбленный художник, который в творческом экстазе запечатлел на холсте сердце, пронзенное стрелой, но случайно преподнес его своей избраннице вверх ногами. Она же, оценив шедевр с такого угла, посчитала его не признанием в любви, а оскорбительно натуралистичной иллюстрацией к медицинскому пособию: «Инъекции в ягодичную мышцу в домашних условиях». Василий немедленно ощутил потребность выплеснуть это горькое чувство хоть как-нибудь.
– Но Елизавета! Вы ругаете меня за памятник, а меж тем весь этот патриотизм в своей основе – большая ложь! – яростно зашептал он. – Вам не кажется, что мы все чего-то недоговариваем? Что патриотизм – это не средство для тушения пожара войны, а как раз наоборот – средство для ее разжигания? Вы никогда не задумывались над тем, что рядом со словом «патриот» в любой речи, в любом тексте практически всегда оказывается фраза «с оружием в руках»?
В защиту Василия стоит сказать, что яростная категоричность его слов была сильно преумножена ушибленной коленкой. Возможно, Елизавета понимала это, а потому лишь грустно чему-то улыбнулась. Раздайбедин же горячо продолжал:
– Согласитесь, для подавляющего большинства граждан требование убить себе подобного звучит полным абсурдом, и наполняет ужасом, как предложение полакомиться человеческим мясом. Кроме того, людская память хранит историю войн. В ней надежно закреплен тезис о том, что война – это страшно и плохо. Как же заставить такого человека взяться за оружие и не почувствовать себя при этом людоедом?
– Как?
– С помощью патриотизма. Любви к Родине. Посмотрите, какой мощный посыл заложен в этом слове. Слово «патриот» происходит от греческого patriotes, что можно перевести, как «земляк». Но так же здесь можно найти латинский корень pater – «отец». Отсюда – отечество, отчизна, земля отцов… Ты не хочешь убивать? Значит, ты не патриот, ты предал память предков, ты готов позволить чужому сапогу топтать землю отцов, отдать врагу на поругание свою беззащитную мать, жену, детей.
Военная машина использует как рычаг то, на чем зиждется система ценностей каждого нормального человека. Таким образом, она получает миллионы адептов, верных борцов за идею. Этой идеей всегда прикрывалась и будет прикрываться истинная причина любой войны: жажда грабежа и захвата территорий.
Елизавета плавно покачала головой и спросила с тихой грустью в голосе:
– Но кто, если не патриоты, будут вести освободительные войны против врага, агрессора? Вы полностью отрицаете благородный порыв?
– Благородство – ха! Не смешите! – Василий, досада которого не уменьшалась, а наоборот усиливалась, по мере сказанного, всерьез разошелся. – Не буду оригинальным, если скажу, что человек по своей сути – жестокое животное. Под определенным углом вся человеческая цивилизация – лишь процесс оттачивания старых и придумывания новых способов убийства себе подобных. Человек даже к звездам отправится с жаждой насилия в сердце. А благородство придумали, чтобы оправдать эту жажду!
