– Иди, говорю, друг, в ночь, чтоб милиции не попался. А я за тебя подежурю.
Чапай снова закуривает, а я не могу прийти в себя от удивления:
– А где же вы динамит достали?
– Эх ты, инкубаторский! – Чапай выпускает клубы дыма. – Как где? В кладовке. Из бабкиных запасов. Выбрал три куска мыла поздоровее, дырок провертел, фитили вставил и готов тебе динамит. Отдал его тихонько тому рыбаку и отправил его с Богом на дальние заводи мыльную пену в речке разводить.
А сам себе думаю – надо же успевать, пока он там рыбу в чистоту приводит! Побежал в гараж, к погрузчику. Взлетел в седло, как на скакуна донских кровей. Да рысак-то, видать, не признал хозяина. Пока на месте стояли – нормально шло дело. А вот как за ворота ехать – давай он куражиться. Только что в дыбы не вставал… Да только не на того напал! Взнуздал я этот автопогрузчик твердой рукой и за ворота вывел – поехали с грехом пополам. У меня не больно-то забалуешь!
До площади добрались без приключений. Поддел я Владимир Ильича рогами и поднял стоймя. Веревкой укрепил для надежности, и таким вот Макаром поехали по Слободе. Ленин, как и положено, впереди. Стоит гордо и дорогу мне рукой указывает. Я баранку кручу, колдобины объезжаю. С боков пара кобелей увязалось. Сопровождают нас и тявкают от удивления, а может быть и для торжественности. Вот так я самого Владимира Ильича Ленина и прокатил на тракторе!
Потом, было дело, даже думал – зря мы раньше не догадались такую процессию сорганизовать на первое мая или на седьмое ноября. Ох, и душевно бы вышло. Да ушло времечко – не воротишь…
Чапай замолкает. По его глазам не понятно – не то он грустит об ушедших временах, не то думает, кого бы снова отправить глушить рыбу хозяйственным мылом. Но я уже не отстану, пока не узнаю все подробности этой истории.
– А дальше? – спрашиваю.
– Что – дальше? Дальше все и пошло само собой. Доставил Ленина с комфортом к себе в огород. Погрузчик назад отогнал. Утром сторож вернулся. Рыбы, знамо дело, не принес.
– Должно, – говорит, – поджигал неправильно, или в воду рано бросал. Или звезда моя такая не фартовая.
А я ему говорю:
– Ты, друг, на судьбу не жалуйся. То динамит, проклятый, в погребе отсырел. Зимой на печке просушу – следующим летом опять спробуем!
На том и порешили.
Так бы и забыли люди эту историю. Был памятник, и нету памятника. Да только Сережка Пыжов совсем с ума сбрендил. С самого утра криком людей на площади собрал.
– Иду, – говорит – вечор с бани, из-за угла выворачиваю, а тут меня Ленин и подкарауливает! Я от него – он за мной! Так и гнал по всей Слободе. А под ногами бесы скакали и бранились непечатно! Знать, Ленин и есть у них в аду главный сатана. Совсем уж, было, нагнал. Да я его осенил Святым крестом. Он остановился враз, прыгнул через Чапаев забор и ушел к реке огородами.
Кто посчитал, что перепил Сережка, а кто и поверил. Ведь и в самом деле исчез памятник-то. Ну а Сережка еще поорал маленько, да в церкву побежал креститься. А газеты про тот случай много чего пропечатали. Пошла у Сережки жизня новая. Митинговать на улицах бросил, стал через газеты людей новой жизни учить. Стали его люди даже в городе на улицах узнавать – то, говорят, Сергей Викторович, который Ленина своей молитвой с площади прогнал.
Через месяц Сережка в город перебрался. Через свою славу денег уйму заработал, магазинов по всему Славину наоткрывал. А года два назад в депутаты ушел. В Москве теперь, в Государственную Думу выбрался. Я его и по телевизору видал. Сопли у него, правда, так и не прошли – такой же гундявый. Но рукава у пижмака теперь чистые, поскольку стал Сережка человек с культурным понятием и к платку приучился…
– А как же Ленин?
Чапай смотрит в пустоту и думает о чем-то своем. Потом снова вздыхает и словно нехотя говорит:
– А Ленина я в своем огороде закопал. Похоронил, навроде. Видишь, Кирюха, какое дело… Дураков-то на сто лет вперед нарожали, а в Москву только один уехал. Понимаешь? Полдела, если бы опять захотели Ильича на металлолом свезти. А ну как снова – за ноги и по площади таскать? Тоже ведь человек. Хоть и памятник…
В глазах Чапая блестит почти детская обида. Но он, будто переламывая себя, улыбается:
– А я ведь, как Ленина похоронил, начал на площади вот эти карусели строить. Чтобы посреди Слободы такой пустоты не было. А то ведь глядеть тоскливо, будто человеку голову с плеч сняли – одна дырка осталась.
Сначала я мраморный постамент крышей накрыл и под избушку на курьих ножках разрисовал. Так теперь и стоит. Потом Бабу Ягу в ступу рядом посадил. И пошло-поехало! Люди поначалу дивились. И ломали, было дело. И строить помогали. Первые дети, которые на тех качелях катались, уже своих детей завели.
А я и вот рыцаря поставил – он теперь всему хороводу Главнокомандующий. А потому выходит, что сорганизовался у меня, Кирюха, настоящий памятник заместо Владимира Ильича.
Я машинально уточняю:
– Памятник? Кому?
Чапай, снова качает головой, удивляясь моей непонятливости.
– Что с тебя возьмешь, инкубаторский… Что значит «кому»? То всем людям памятник.
Ты сам посуди. Один пройдет – красоту не заметит. Другой со злости ногой пнет. Третий по пьяному делу отломает чего. А четвертый, глядишь – подсобит. Краски принесет или просто слово доброе скажет. Вот и выходит, что это памятник всем людям. Всем помыслам ихним – и черным, и светлым. Способности в мире красоту разглядеть и в порядке ее соблюсти…
Я отказался идти к Чапаю, наврал про неотложные дела. Он ушел. Хотел уйти и я, да остановился и никак не мог сдвинуться с места… Слишком много разных мыслей.
Я присел на зеленую колоду, которая по замыслу Чапая «работает крокодилом». В раскрытой пасти – страшные деревянные зубы. А сам крокодил все равно не страшный. Будто улыбается…
Поначалу я не видел ее, а только почувствовал чей-то пристальный взгляд. Но потом рассмотрел – в тени плетня стояла светлоголовая девчушка лет шести. Застенчиво разглядывала чужака и ковыряла в носу. Вот так запросто – естественно и непринужденно.
Почему-то очень захотелось с нею заговорить. Но я вдруг понял, что не умею этого делать. Что сказать этому созданию с белыми выгоревшими бровями, чтобы оно не испугалось и не умчалось испуганной стрекозой?!
Но она заговорила сама.
– Здравствуй! Ты Репку ждешь?
– Репку? Какую такую репку? – спросил я и не узнал свой голос. Какой он грубый и… взрослый?!
– Это который клуб вместе с дедой сторожит!
В голосе девочки звучал переливчатый колокольчик.
– Высокий такой, в сапогах? – сообразил я постепенно. В голове образ вечно пьяного лже-кандидата никак не увязывался с ласковым именем «Репка». – А… Почему ты его Репкой зовешь?
– Потому что похож! – заявила моя новая знакомая, явно сетуя на мою непонятливость. Но потом сжалилась и пояснила. – Он со мной в Репку всегда играет. Ты умеешь в Репку играть?
