Причём смеялся он настолько заразительно и громко, что и суженая его как-то нервно хихикнула пару раз. Они как раз к её дому подходили, на лавочке возле которого, громоздился мужской силуэт с огоньком папиросы. Этот силуэт и отозвался знакомым голосом:
— Веселитесь?! А я тут должен седеть от переживаний?
— Всё в порядке, Борис Денисович! — стал докладывать Шульга. — Просто медленно шли, да и тяжело мне такую сумку тащить. Только мёда две банки больших почти на пуд тянут.
— Мм?.. А что за мёд? Откуда?
Главное что внимание дяди было переключено на иную тему и он, получая пространные и витиеватые ответы, двинулся за парочкой суженых в дом. Уже внутри, при включенном освещении, он стал внимательнее присматриваться, особенно к племяннице. Ну и наверняка заметил раскрасневшиеся после поцелуев губки и чрезмерно розовые от переживаний щёчки. Покряхтел, цыкнул многозначительно языком, но выказывать претензии будущему зятю не стал. Да и вроде как неудобно отчитывать гостя, принесшего внушительную сумку с ценными продуктами.
Но общие темы, актуальные на сегодня, затронул:
— Еле дежурство по части сдал. Всё никак вулкан не успокоится, после отстрела Шпильманом сразу четверых наших сослуживцев…
— Бандитов и грабителей! — поправил его парень.
— Ну да… Потому и ЧП такого масштаба. Претензии ко мне в первую очередь: почему не бдели? Почему не воспитывали? Почему не проявили социалистическую бдительность? Скорей всего завтра, на собрании части, снимут меня с парторгов… Если вообще не турнут из партии… Но это — ладно! А у твоего отца как? Выкрутился с недостачей?.. У него, говорят, чуть не весь подвижной состав военного резерва продали налево?
— Выкрутился, — успокоил парень. — Да и не всё успели продать-то… Главное, что вины главного начальника нет. Наоборот хвалят: своевременно вскрыл, удачно разоблачил, проявил социалистическую бдительность.
Они ещё некоторое время пообщались на тему засилья ворья, грабителей и разных аферистов, и молодой человек убыл к своему дому.
А на следующее утро, в понедельник, по посёлку разлетелись новые вести. Самая главная: один из уголовных элементов убил знаменитого сидельца Лазыря, нанеся ему чуть ли не сотню ударов ножом. Примерно также и там же озлобленный маньяк порезал ещё парочку прохиндеев, проживавших с «революционером» под одной крышей. После чего убийца сам повесился. Ещё два его сотоварища подрались между собой прямо на улице, тоже истыкав друг друга ножами, где на месте драки и умерли благополучно от громадной кровопотери. Народ-то по поводу смертей упомянутых уродов только порадовался, а вот сложностей, в общем прибавилось. Милиции опять понаехало, обыски в нескольких домах прошли, ещё с пяток человек из той же банды арестовали, ну и свидетелям с понятыми скучать не пришлось. Та ещё морока! А уж слухов со сплетнями, да на «старые дрожжи» по фактам прокатившихся арестов в районе и области — истинное информационное цунами получалось.
Александр медитировал после сытного завтрака, когда к нему примчалась всполошенная и нервничающая Настя:
— Санька? Ты где? — с порога стала кричать она, только после этого заметив удивлённо на неё глядящую свекруху: — Ой, здрасте, Наталья Петровна!
— Здравствуй, Настенька! — отозвалась та. — Чего это ты такая взъерошенная? Случилось чего?
Ну девушка и выложила сноп новостей, которые уже живо обсуждались в посёлке. А когда ей всё-таки удалось остаться с Александром наедине, она решительно потребовала:
— Рассказывай! Что ты с ними сотворил? — ведь если она не всё в темноте рассмотрела, то остальное просто догадалась.
— Да-а-а, сильно побил, — покаялся парень, печально вздыхая. — И всё по голове. Да больно-то как!.. Вот уродам окончательно мозги и замкнуло. Стали друг на друга бросаться… Зато теперь никто сумки отбирать не посмеет, и маленьких на улице обижать не станет. Девушек — тем более! А то, видишь ли, завели моду, к парочкам влюблённых цепляться.
— И всё-таки? — настаивала она. — Ты ведь касался их голов. Это нечто подобное тому, что ты используешь при передачи знаниям мне?
— Совсем противоположное! — заверял он, незаметно утягивая возлюбленную на кухню. — Это относится к разделу знахарства и лечит человеку непосредственно душу. А после такого лечения человек резко становится борцом со всякой несправедливостью. Дед Елоха меня специально этому обучал и настаивал, что применять такое «лечение» можно лишь на отбросах общества.
— Почему только на них?
— А потому что хороший и честный человек после такого воздействия схватит тяпку и пойдёт проламывать головы многочисленным чиновникам, которые творят однозначное, но хорошо скрываемое лозунгами зло. Или продажного милиционера порешит… Может и обвесившего его продавца в магазине прибить… Или соседа, за украденную с огорода морковку придушить… Сама понимаешь, справедливость она у каждого своя.
— Нет, Санька, это ты перегнул! — не сдавалась девушка. — На меня воздействовать так нельзя. Да и поводов у меня нет для таких жестоких наказаний.
— Ладно, про Лазыря напоминать не буду. Но вот тебе простейший пример бытовухи. Представь, заходит сейчас сюда наша Ниночка Фадеева, садится ко мне на колени и пристаёт ко мне с поцелуями. Мне-то её ударить или столкнуть — неудобно… Да и некрасиво, девушка всё-таки… Первая школьная красавица, как твердят многие… А вот ты как бы отреагировала?
По мере озвучивание примера, Бельских всё больше хмурилась, и глаза у неё опасно заблестели. Про первую красавицу школы, Нину Фадееву, что только не рассказывали. И лично видеть приходилось бесцеремонное поведение лёгкой на передок девицы. Поэтому словесная реакция оказалась вполне предсказуемой, неконтролируемая ревность:
— Убила бы сссу…!
— …сушёную воблу? — со смешком уточнил Шульга, подхватывая суженую и ловко усаживая её к себе на колени. — Убила бы? И что в итоге? Ты в тюрьме, а я, не пережив разлуки с тобой, умираю в таком юном возрасте от горя и тоски. А?.. И это лишь твоя обычная реакция, без призыва к высшей справедливости. А иначе, ты и меня бы растерзала с особой жестокостью. Мм?.. Ну вот признайся честно…
Он пытался Настю поцеловать, но та настойчиво отворачивала губки, приговаривая:
— А нечего с этой вертихвосткой Фадеевой целоваться!
— Так я и не целовался…
— Но мысль такая была… Да и чем докажешь, что не было такого в твоих снах?
— На-а-а-астенька! — протянул парень с укором. — Не притворяйся ревнивой больше, чем ты есть на самом деле.
— А ты откуда знаешь? — изумилась она.
— Так ты мне не раз снилась, уже будучи моей женой. И всегда мне верила, не сомневаясь в моей любви. Невзирая на провокационные прыжки на меня кого бы то ни было.
Подобные откровения о таких снах, девушке нравились невероятно. Поэтому она и поддалась на настойчивые поползновения своего кавалера. И минут десять они с упоением целовались, вроде как ничего не замечая вокруг. Но мемохарб, со своим уникальным слухом, бдел даже в такие блаженные для него моменты. Поэтому услышал и опознал человека, когда тот ещё только калитку с улицы приоткрыл:
