И весьма удивился, когда всего лишь минут через десять его окликнули со двора напряженным шёпотом:
— Санька?! Ты где?.. Заходи, пока я собаку держу!
Вскоре ранних гостей привечали внутри солидного, зажиточного дома. Правда, окна светлицы занавесили плотно, чтобы внимание соседей не привлечь неуместной иллюминацией. А Настя, ещё толком не успев познакомить приятеля с тёткой и с её мужем, моргающего спросонья глазами, потребовала:
— Нужна зелёнка и чистые бинты! Саньке голову прикладом проломили. Явное сотрясение мозга, до сих пор у него боли и головокружение… И вообще поражаюсь, как он всю дорогу практически бегом выдержал?
«До чего же искреннее сопереживает! — мысленно подивился Киллайд. — Это я правильно к ней на хвост упал. Если ещё и тётка такая же, то мне однозначно повезло!»
Глафира Семёновна оказалась не просто гром-бабой, явно противоречащей пониманию своего имени: изящная или утончённая. И не только жёстко командовала своим мужем армянином, смотрящимся на её фоне затюканным подкаблучником. Она и во всём остальном соответствовала званию, которое в среде пацанов звучало как «деловая колбаса». Всё у неё нашлось, всё у неё горело в умелых руках, все идеи она оценивала правильно, подправляла в деталях, и все проблемы решались походя, с попутным обсуждением и едкими замечаниями:
— Эдя! Чего расселся?! Сказала же, давай тёплую воду! И штаны бы одел, меня своими портками не позорил! Всё-таки племянница взрослая, почти невеста… Вон какого жениха привела… И не зыркай на меня, красотка! Лучше аккуратно эти тряпки смачивай!.. О! Вот оно! Йод не в пример лучше зелёнки! Сейчас продезинфицируем… Настя не кривись! Аккуратней… И не ахай! Казак пусть терпит, если атаманом хочет стать… Э-э-э… Однако! Всего несколько часов, как зашила?.. Хм! Такое впечатление, что дня три прошло! И нитки никакого нагноения не дали… И покраснения нет…
Киллайд понял, что его усиленная регенерация действует отменно. Разве что вызывает чрезмерное удивление у аборигенов. Поэтому уверенным тоном информировал:
— Да на мне любые раны всегда быстро заживают. Как на собаке! — после чего поторопил: — Бинтуйте уже! Не стоит нам и тут долго задерживаться.
— Ну да! — решительно подтвердила тётка, уже имеющая полный план дальнейшей эвакуации племянницы и её друга. — Сейчас Эдик подгонит машину, проберётесь незаметно в кузов, и он заставит вас пустыми ящиками. Отвезёт в город, на базу. Там его кузен работает в вербовочном центре Пока отсидитесь, он вам документы и направления на комсомольскую стройку сварганит, а к ночи уже в поезде будете на Дальний восток ехать. Продукты я вам и одежду сейчас соберу.
То есть главная идея Шульги, прикинуться молодожёнами и спрятаться где-нибудь на дальних просторах, была сразу признана самой правильной. Ну а чиновник, сидящий на выписке документов в солидной конторе — вообще смотрелся, словно манна небесная. Что в который раз лишь подтверждало правильный выбор союзницы.
«А я её задушить вначале хотел, — вспомнил Киллайд о событиях в заброшенном погребе. — А оно вон как всё удачно складывается. Надо почаще доверять памяти и чувствам доставшегося мне тела. Авось и вживусь удачно в местный истеблишмент».
Голову забинтовали, подобрав на неё ещё и свободный картуз, благополучно скрывающий повязку. Затем обоих подростков живо, соответственно наступающей осени переодели в приличную одежду для дальней дороги. И тут же тётка предложила:
— Пока я остальные вещи в чемоданы и мешки соберу, может, поедите перед дальней дорогой?
— Уж не знаю как вас и благодарить, Глафира Семёновна! — поклонился ей Александр. — Вы и так для нас много сделали! Но и отказаться от угощения — никак не могу. Потому что голоден, как волк. Просто очень опасаюсь, что всё съем, на неделю вперёд из ваших запасов.
— Ну и слава богу! Ешь на здоровье! — расплылась тётка в блаженной улыбке. — Мужчина и должен есть, не меньше чем конь! Тогда и работать будет достойно! И детки от него получатся на загляденье! Не то что от некоторых…
При этом она заставляла стол харчами, посматривая то с иронией на своего хлипкого мужа, то с хитринкой на краснеющую от злости племянницу. И каша в чугунке, и кастрюля со вчерашними щами, и куски копчёного мяса и ломти свежего сала — всё выставила. Плюс зелень разная с огорода и соления в банках. Молодой Шульга смёл всё! И настолько всех этим поразил, что даже глядящая на него с умилением Глафира, не на шутку озадачилась:
— Неслабо тебе приложили-то! Как бы в мозгах чего важного не сдвинулось…
На что авторитетно подал голос дядя Эдуард, до сих пор молчавший в сторонке:
— Это у него от переживаний! Ты вон, Фирочка, тоже, как перенервничаешь, ешь как не в себя…
— Так на мне и вся работа коопторга держится! — вызверилась работник торговли на своего малахольного мужа, крайне скромного по габаритам. — А на ней у меня каждый час — вагон переживаний. Не то, что у тебя: крутишь баранку и свистишь в три дырки!
Смешно было наблюдать, как Каргазян в недоумении пытается посчитать дырки у себя на лице. Тогда как чемоданы с вещмешками уже стояли на пороге дома, а щедрая тётушка, вручая довольно плотный узелок с деньгами, напутствовала парочку последними инструкциями:
— Как устроитесь на месте, обязательно напишите. Может к тому времени всё образуется и кто из схваченных выжил, выйдет на волю. Но пишите не от своего имени, а от имени бабушки Симы. Я пойму, что это от вас. Ну всё, грузитесь с богом!
И смахнула с глаз набежавшую слезу.
Тогда как Настя не поленилась поклониться тётушке в пояс:
— Спасибо, тёть Глаша! Что бы мы без вас делали! — затем повернулась к его супругу. — И вам спасибо, Эдуард Акопович!
И уже через короткое время, парочка молодых комсомольцев поглядывала в щель тента на пролетающие мимо дороги окрестности. Неизвестность и страх оставались позади, впереди их ждали надежда и всё та же неизвестность. Но по этому поводу, поглаживая вздутое брюхо, мемохарб скорей радовался, чем грустил:
«Лучше уж так, чем бессмысленно и неконтролируемо метаться по чужим телам, ухудшая свои возможности, итак растерянные на неизвестно какое время! А вот слух… хм! Боюсь ошибиться, но он начал формироваться в нечто уникальное для этого мира. То есть, уже вторая моя особенность, привнесённая в это тело, получает своё развитие. Надо позже, в спокойной обстановке к себе внимательнее прислушаться…»
Глава 7
Непосредственно город, по всем понятиям одичавшего в неволе, но всё-таки цивилизованного пьетри, никак не соответствовал своему статусу. Скорей замызганная деревня, в которой изредка попадались здания из камня или кирпича. Всё остальное из дерева, в том числе и большинство утопающих в грязи тротуаров. Если уж сравнивать, то оба увиденных посёлка смотрелись не в пример лучше районного центра. Особенно в плане чистоты и благопристойности.
Спрашивать свою союзницу, почему так, он не стал. Сам владел информацией: недавняя война, тотальное обнищание, надорванная промышленность, и отсутствие в данном городе контингента военнопленных. Не повезло местным жителям. Потому что в иных городах тысячи пленных, ещё недавно — бывших агрессоров в жестокой войне, вкалывали на самых грязных и тяжёлых работах. А по всей стране их насчитывались миллионы, и сразу отпускать их на родину никто не собирался. Коль разрушили народное хозяйство, будьте добры, теперь восстановите его, пусть и под дулом автомата.
