— Прекращай ныть! — посуровел мужской голос. — Уже оклемался почти. И шишка на лбу растёт, когда падал так в землю лбом и уткнулся… Так что смачивай, смачивай холодным полотенцем!.. И на лицо льни!.. Не бойся, не утонет!
Наверное излишняя вода на лице, попавшая и на губы и на уши, заставили паренька вздрогнуть и резко открыть глаза. Странно они у него выглядели при этом, словно у бешенного, невесть сколько бежавшего человека. Поводив ими по сторонам, и вроде как никого не узнавая, парень простонал, словно не в силах избавиться от боли:
— Что со мной?
— Шёл с ребятами на речку и потерял сознание. Упал. На лбу шика. Скорей всего на солнце перегрелся! — по-военному чётко доложил мужчина, в котором очнувшийся сын наконец-то признал родного человека:
— Папа! — глянул в сторону и попытался радостно улыбнуться: — Мама?
— Хм! — одновременно с сарказмом и соболезнованием хмыкнул Фёдор Павлович Шульга, полковник в отставке, фронтовик-орденоносец, всего два года как вернувшийся со страшной войны и демобилизованный по ранениям. — Крепко тебя приложило! У нас бывало, тоже некоторые контуженные никого не узнавали, вели себя как дети… А ты чего радуешься, мать увидав?
— О-о-о!.. Когда вам всё расскажу, тоже обрадуетесь! — вяло пообещал сын. — Или не обрадуетесь… Потому что многие знания — многие печали, как говаривал царь Соломон. Если верить Экклезиасту…
— Однако! — удивлённо фыркнул старший Шульга. — Смотри мать, как наш сын от одного удара по лбу поумнел. А ты всё твердишь, что подзатыльники только портят человека.
Но тут же сник под строим взглядом жены. Правда и виниться ему не было резона, сына никогда не бил, хватало иных воспитательных приёмов. Да и недавняя война оказалась для многих самым талантливым педагогом.
Ещё минут пять родственники говорили только о самочувствии пострадавшего, предлагая разные варианты лечения. Начиная от просто вылежаться (отец) и заканчивая «Немедленно ехать в больницу!» — мать.
На что сын сподобился пошутить:
— Не надо в больницу. Ибо медицина шагнула вперед, но оставила далеко позади наш поселок.
— Но тебе же плохо! — не сдавалась мать. — Побледнел. Встать не можешь.
Словно возражая действием, Санька всё больше приходил в себя, начав разминочные упражнения ещё лёжа. Потом всё-таки сел, удовлетворённо вздохнул и рассмотрел наконец-то настенный отрывной календарь:
— Ага! Сегодня только двадцать пятое июля! Тоже замечательная дата… Более чем! Теперь можно подправить гораздо больше и вполне официально.
Заметив озадаченные переглядывания родителей, начал говорить уже совсем иным тоном, взрослым и решительным. При этом жестко смотрел на отца:
— Хочу сказать нечто страшное, если не смертельно опасное: послезавтра ваш парторг Взяхин и твой заместитель Голядко напишут на тебя доносы и передадут их по инстанции. Делу дадут ход. Тебе станут инкриминировать создание подполья, с целью свержения Советской власти. Поэтому… Надо срочно предпринять жёсткие меры противодействия. Точнее: уже сегодня нанести превентивный удар по сволочам. И лучше всего сделать так…
История начала меняться. Пусть и мизерная частичка движущихся событий, сменила своё направление, качество и сроки. И будущее уже никак не могло оставаться прежним.
Конец первой книги
