Им повезло трижды: они не погибли в шторме (как половина флотилии), они попали в мощный ровный Южный пассат, который идет с востока на запад, и за тридцать два дня, что их несло этим пассатом, ни разу не было шторма.
Когда они увидели на горизонте землю, пресной воды оставалось на полкружки в день. Их принесло в устье реки Святого Ромерия (как её звали до этого дикари, никто уже и не помнит). Поррону хватило ума поискать в окрестностях что-нибудь ценное — и найти дикарей, которые за невиданные ими стеклянные побрякушки заплатили золотым песком.
Починив каик, остатки экипажа с грехом пополам вернулись в Империю. Там, между прочим, случилось так, что новые мачты из никому не известного дерева купили у них дороже, чем стоило всё привезенное золото.
Поррон, что интересно, после этих приключений поселился в предгорьях Растана на высоте больше четверти мили и больше никогда не приближался к морю. По-настоящему Заморскую Марку открыл для империи Ланнер Корион, который прибыл в устье реки Святого Ромерия на трех каиках и построил там Акебар, назвав город в честь брата Императора, который финансировал эту экспедицию.
Маиссия то и дело требовала, чтобы Дорант рассказывал истории из своей жизни, причем, судя по всему, она эти истории знала заранее — от Харрана, ясное дело. Оказалось, что парень успешно использовал байки, слышанные в детстве и отрочестве от Доранта во время его редких наездов, чтобы привлекать внимание девушки.
— А вы знаете, что каваллиер Дорант — герой Кровавой Долины? — Сияя, объявила Маиссия, обводя сидящих за столом таким взглядом, будто героем была она. — Тогда уже сильно поредевшая компанида прорывалась через толпу воющих полуголых дикарей, пытаясь не разорвать своё крошечное каре и отбиваясь мечами и алебардами — пороха уже не было. И тут Дорант, шедший в первом ряду, заметил немного в стороне, на возвышении, кучку дикарей, одетых в стёганые доспехи и носящих на головах вычурные шлемы, украшенные птичьими перьями. Он понял, что эти дикари командовали боем. Дорант показал на них комесу, и тот бросил компаниду в ту сторону — и погиб на полпути. Дорант же возглавил и удержал строй, и отмахивающаяся сталью, истекающая кровью группа белых добралась до вражеских главарей и снесла их, несмотря на ожесточенное сопротивление, после чего остальные дикари довольно быстро рассеялись.
Рассказано было как по книге. Доранту стало неловко, потому что дело было совсем не так. И строй они не сохранили — между прочим, как раз из-за него: когда он заметил этих расфуфыренных попугаев на холме, его охватила такая злость, что он крикнул: «За мной!» и рванул туда, даже не оглядываясь, идёт ли кто за ним. На его счастье, за ним пошли — те, кто был в ряду ближе всего, человек пять или шесть. Строй, понятно, был нарушен, и Дорант до сих пор гнал от себя мысль: сколько его товарищей погибли из-за этого. Комес точно пал, пытаясь закрыть брешь. Оправдывал Дорант себя только тем, что дикари действительно разбежались после того, как сгинули их вожди, и тем, что оставшихся в живых товарищей довел до обжитых мест и не бросил после. И до сих пор те двое из них, что не умерли за эти годы, продолжают пользоваться его помощью и поддержкой.
Дорант тоже покормил присутствующих байками, сделал нужные комплименты успешности гильдмайстера и красоте его жены, умело и ненавязчиво дал понять, что Харран — хорошая партия для любой девушки и невзначай обратился к армано Миггалу:
— Не собирается ли Братство открыть филу в Кармоне? Здесь ведь не много дорог, и странников, кажется, бывает мало?
Брат-странноприимец не успел даже открыть рта, как Инира Ронде защебетала:
— О, что вы, каваллиер! Армано приехал не за этим, здесь действительно мало бывает странников. Он сопровождал какого-то молодого вельможу инкогнито! Вы себе не представляете, какие у того одежды! Мы такого богатого платья здесь и не видели! А какой стиль! С ним были ещё четыре дворянина, думаю, из самой метрополии, все красавцы, суровые, мужественные! Все дамы в городе пришли в волнение. Они остановились у наместника, мы ждали, что по случаю их приезда будет бал… Но они побыли всего несколько дней, купили лошадей, припасы, взяли четверых наших в сопровождение и уехали.
— Да, я говорил им, что лучше не ехать по Альвийской тропе, вдоль Альвиана, — вклинился гильдмайстер, — там же опасно: альвы то и дело нападают на проезжих. Но им надо было скорее в Херет, и они не захотели объезжать по Южной дороге, через горы. Я молюсь, чтобы они доехали благополучно.
— Да, мы все об этом молимся. Молодой вельможа такой красавчик!
Судя по лицу армано Миггала, он молился сейчас о том, чтобы его родственница исчезла с лица земли, а лучше всего никогда на нем не появлялась. Доранту же с трудом удалось сохранить равнодушное выражение и перевести разговор на другую тему — да хоть на альвов.
В результате у компании, уже довольно подогретой вином и беседами, появилась мысль сходить посмотреть на пленённую самку прямо сейчас. Оказалось, что ни гильдмайстер, ни его жена её ещё не видели. Армано Миггал, сославшись на то, что уже насмотрелся, откланялся и стремительно ушел, причем Доранту показалось, что он, шипя, ругается шёпотом словами, едва ли приличными брату-странноприимцу.
Возле клетки дежурил сонный боевой слуга — не тот, что в прошлый раз. Он был немного лучше вооружен, немного хуже одет, видом помрачнее и комплекцией поуже, чем утренний. Было видно, что ему нестерпимо хочется уснуть, пусть хоть стоя. Дорант успел подумать, что, скорее всего, как только они уйдут — он и задрыхнет, как вдруг почувствовал знакомое щекотание поискового артефакта.
На площади не было ни одного человека из тех, кто присутствовал там утром. Ни одного. Человека.
Дорант не мог в это поверить — но это могло значить только одно.
Он тут же забыл про семейство Ронде и обратился к Харрану вполголоса:
— Мне необходимо как можно быстрее поговорить с Красным Зарьялом.
— Ты что, захотел купить эту альву? — Воскликнул Харран, не веря своим ушам.
— Может быть, может быть… — задумчиво пробормотал Дорант.
Глава 4. Уаиллар
1
Солнце уже склонялось к горам, когда Уаиллар вышел из ааи старого воина, и следовало спешить. Ему ещё оставалось две заботы: оружие и еда на дорогу. Нельзя было больше пользоваться своим верным копьём аллэ: лишившись имени, Уаиллар потерял и право на копьё.
Зайдя в свое ааи, опозоренный воин задохнулся от тоски и тревоги при виде лежавших на своих местах вещей пропавшей Аолли. Он нежно провел рукой по её ложу, любуясь сплетенной с невероятным изяществом упругой травой — Аолли умела разговаривать с растениями как мало кто из женщин.
(Кстати, женщина получает своё первое имя тогда, когда покажет Главной Женщине, как хорошо она умеет разговаривать с растениями. Второе дают ей после рождения первого ребёнка.)
Но сейчас было не время тосковать.
Уаиллар снял со стены свое аллэ и вынес наружу, где у входа красовались четыре предыдущих, унизанных ушами врагов. Он с тяжелым вздохом вонзил аллэ тупым концом в землю рядом с ними, пошатал, укрепляя, и пал перед ним ниц, прижавшись лицом к земле: прощался с аллэ и просил землю, чтобы копье прижилось и пустило корни. Выполнив положенный ритуал прощания с копьем, Уаиллар полил его свежей проточной водой, отошёл, ещё раз посмотрел со вздохом — не так он думал прощаться с этим аллэ, на нем должны были сразу появиться уши, принесённые из похода чести или с битвы, в которых Уаиллар получил бы новое имя — решительно отвернулся и стремительным шагом направился к клановой роще уаралы — за новым копьем.
