Аиллоу было пустым и тихим, как будто в нем никто не жил. Только в загоне у большого ааи что-то бормотали круглоухие. Все, и воины, и женщины, и малые уолле, не имеющие имени, попрятались там, где не могли попасться на глаза опозоренному — чтобы не напомнить ему о позоре.
В роще тоже не было никого. Уаиллар прошелся между длинными прямыми побегами уаралы, ласково разговаривая с ними. Он извинился перед теми, которые не выбрал. На самом деле он давно уже присмотрел себе несколько подходящих побегов для аллэ; один из них был особенно хорош, но ещё не вышел ростом: воин не думал, что новое копьё понадобится ему так скоро. Так что теперь пришлось выбирать снова.
Наконец, нашелся подходящий, как раз под рост и руку Уаиллара: длиной под подбородок, и чтобы треть длины составлял верхний лист. Теперь надо было поговорить с ним, чтобы побег превратился в грозное оружие.
Уаиллар обнял побег ладонями, прижался к нему лбом и начал разговаривать. Почти сразу он почувствовал сильный отклик, да и не удивительно: клановая роща поколениями давала копья воинам, уаралы привыкли к тому, что у них просят побеги.
Разговор занял довольно много времени, солнце сдвинулось на две ладони. Но побег послушно затвердел, на нем остался только один, самый верхний, лист, продолжавший вершину, и этот лист вытянулся в длину и ширину и также стал несгибаемо жёстким; его слегка зазубренные края, легко резавшие кожу и до превращения, сделались теперь настолько твердыми и острыми, что могли перерубить кость, и даже разрубить древесину олоолои
[21], которая тонет в воде. Копьё, затвердев, легко отделилось от корня, образовав идеально плоский и тоже очень твердый торец. Теперь оставалось только привязать к нему захваченную с собой лямку из плетёной травы, на которой копьё крепится за спину во время бега. Лямка устроена так, что достаточно резко потянуть за рукоять аллэ в острую сторону, чтобы копьё освободилось; при броске же она выравнивает полет копья и способоствует точности.
Времени до заката осталось очень мало, и Уаиллар решил не просить у рощи малых побегов для нескольких ножей аэ
[22], как собирался вначале. Аэ не почётное оружие, их можно оставить, когда меняется имя. Но Уаиллару хотелось бы, конечно, иметь ещё пару аэ к тем двум, что у него были — на случай, если их придется метать, а подобрать будет некогда.
Тем не менее, со вздохом он отказался от своего намерения — слишком уж долго пришлось бы разговаривать с уаралами.
В своем ааи он вытащил из кладовой две плетенки из травы луа
[23], с которой говорила Аолли. В плетенках были высушенные на солнце для легкости плоды арраи и лолоу
[24], заговорённые женщинами от гниения и порчи. Уаиллар отобрал немного, добавил туда лесных орехов, очищенных от скорлупы, и завернул все это в большой лист аололи
[25]. Ему пришлось самому говорить с этим листом, потому что Аолли не было, а просить других женщин было стыдно. Получилось, как всегда, немного неуклюже, но надёжно.
Уаиллар укрепил сверток на левом боку лианой, заговорённой женщинами для мягкости и стойкости, а на правый бок той же лианой привязал небольшую, в две ладони, флягу из высушенной тыквы, в которую налил свежей воды. Аллэ привычно устроилось за спиной, под привязью; оба аэ — по бокам, над припасами.
Теперь он был готов.
Уаиллар вышел за колючую изгородь из кустов эуллоу
[26], заговорённых мужчинами, которая окружала поселение. Он огляделся. Никто не провожал его, только краем глаза он заметил какого-то любопытного уолле совсем уж малых лет, не успевшего скрыться из вида — чья-то рука дернула того за ухо, и уолле исчез.
Уаиллар закрепил копьё на спине и двинулся в сторону аиллоу многокожих — экономным, но стремительным бегом, каким аиллуэ умели обгонять испорченных четвероногих, на которых ездят многокожие.
2
От аиллоу клана Уаиллара до озера бежать полтора дня. Если обходить озеро по берегу, то ещё столько же потеряешь, но можно переплыть, сократив дорогу примерно на день и миновав прибрежные топи. От озера до первой деревни круглоухих — день, от неё до большого аиллоу многокожих — ещё день. Это если ночью отдыхать. Уаиллар столько времени на отдых тратить не собирался и рассчитывал сэкономить день, не меньше.
Аиллуо — воины, их с безымянного детства приучают к выносливости, к умению экономить силы, передвигаясь быстро. Бег с копьём за спиной не позволяет быть готовым к нападению — оружие не в руках, но он быстрее и не так нагружает мышцы, как передвижение в полной готовности к бою. Уаиллар не ожидал опасностей на пути — по крайней мере, до ближних окрестностей первой на пути деревни круглоухих, поэтому собирался пробежать как можно больше.
Круглоухие не любят лес; чтобы пробраться через заросли, они убивают побеги и ветви, вместо того, чтобы поговорить с ними. Глупые и неуклюжие. Аиллуо не надо даже говорить с растениями — он просачивается под ветвями, проскальзывает в узкие просветы, двигаясь по извилистой траектории, всегда открытой взору умелого воина.
Уаиллара мучили беспокойство за Аолли и застилающая взор бешеная ненависть к тем, кто её похитил. Он всё время ловил себя на том, что представлял, как, чем и в какой последовательности будет их мучить, когда до них доберётся. Это сильно мешало, в голове начинало шуметь, а затылок сдавливало, как будто на него упало дерево. Чтобы переключиться, Уаиллар стал сочинять стихи, посвящённые Аолли. Он понимал, что шансов произнести их на площади перед Большим ааи, для всех аиллуэ, чтобы стих оценили, у него немного — как и шансов вырвать Аолли у многокожих и вернуться с ней домой. Но настоящий аиллуо должен видеть прекрасное и уметь рассказать о нём в совершенной форме даже в ходе сражения, этим отличаются воины от малолеток. Высочайшая честь — произнести прекрасные стихи во время схватки, об этом потом рассказывают поколениями.
Спустилась ночь, но темнота для аиллуэ не помеха. Тренированное тело бежало как бы само по себе, не загружая ум. Уаиллар подсчитывал слоги, подбирал слова — и полностью погрузился в творчество. Как ни жгло его беспокойство о жене, он получал истинное, высокое удовольствие от процесса сложения стихов. Изысканная, усложненная форма требовала большого словарного запаса, чувства тона и ритма. Зато какое удовольствие он получил, уложив в две руки слогов четкую мысль, неожиданный образ — в строках, состоящих попарно из совершенно одинаковых звуков, отличающихся только высотой тона — и, соответственно, смыслом! Шестнадцать тонов, которыми произносятся гласные в высоком языке аиллуэ, дают необычайную гибкость в стихосложении — тем, кто умеет этим пользоваться.
