Правда, скрыться вовремя не успела, как бы сильно не старалась.
Романов перехватил ее прямо у лестницы, когда девушка уже намеревалась подняться в свою комнату.
- Ты так и не ответила! – заявил он, удерживая за локоть. – Прогуляемся?
- Прости…
- Нет! Не отказывайся. Варя и Макс уедут с минуты на минуту.
- И что с того?
- Я…я не хочу прощаться с тобой на такой ноте. Не хочу оставлять тебя одну…сейчас!
Губы непроизвольно растянулись в усталой, но нежной улыбке.
Она собиралась заверить молодого человека, что ее эмоциональному состоянию ничего не угрожает (хотя сама уверена в этом не была), когда услышала за спиной раздраженный голос Ольги:
- Полагаю, теперь ты довольна?
Девушка резко развернулась на сто восемьдесят градусов, предпочитая держать неприятеля в поле зрения. На всякий случай.
- Чем я должна быть довольна?
Ковалева угрожающе приблизилась, бесцеремонно вторгаясь в их с Романовым личное пространство.
- По твоей милости в семье Паслеров случился жуткий скандал! А сам ужин безнадежно испорчен! Тебе не место здесь, когда уже поймешь?
Затрясло Катю знатно. Ярость переполняла. Обида душила.
Но, всячески скрывая свои мимолетные слабости, она спокойно отозвалась:
- По моей милости? Серьезно? Я молчала весь вечер. В отличие от тебя!
- Слушай меня внимательно, дрянь…
- Эй, полегче! – осадил Костя.
- Извинись немедленно, Оля! – приказал кто-то…четвертый.
Причем столь властно, что самой Катерине захотелось упасть на колени, вымаливая прощение. Плевать, за что. Главное, совершить требуемое действие. Оказалось, звенящий возмущением голос принадлежал Марии Васильевне. По воле случая, женщина стала невольным свидетелем их брани, и пройти мимо не смогла.
Однако и Ковалева отступать не собиралась.
- Мне извиниться? Вы шутите? Это же она спровоцировала…
- Катюша не сделала и не сказала НИЧЕГО такого, чем могла бы заслужить подобное отношение к себе! А вот ты, милочка, преступила все мыслимые и немыслимые грани!
Спокойствие Ольге давалось ой как непросто. Но, она умело «держала» лицо. Выдавив из себя смиренную улыбочку, насквозь пропитанную небывалой фальшью, Ковалева прощебетала:
- Вы правы, Мария Васильевна! Впрочем, как всегда. Мне жаль, что я проявила неуважение к гостье вашего семейства. Надеюсь, Катерина сможет простить меня?
Варина бабушка, нежная и ласковая прежде, сейчас напоминала железную леди.
Строгую. Суровую. И непреклонную.
- У нее и спроси! Чего на меня-то уставилась?
Терпение Кати иссякло окончательно. Вздрогнув от отвращения, затараторила, желая избавиться от общества Ковалевой, как можно скорее:
- Конечно, смогу! Конечно, прощу! Уже простила! Все! Мир, дружба, жвачка.
- М-м-м! Ты – сама доброта…
Делая вид, будто собирается обнять, Оля склонилась к ее уху и тихо зашипела:
- Запомни: ты никогда не сможешь заинтересовать его по-настоящему! Завалиться на спину и ноги раздвинуть, каждая сможет. А вот удивить мужика в постели, свести его с ума, заставить выть в потолок от восторга…нет! На это способны только настоящие женщины. Женщины с большой буквы! К счастью, Эдгар понял, что ты – бревно, не так ли? А значит, совсем скоро он обратит внимание на меня. И я его хорошенько…
Очевидно бешенство, окутавшее сознание Кати багровым красным пологом, отчетливо отпечаталось и на лице. Потому, испуганно всхлипнув, Ковалева замолчала на середине фразы и отпрянула. Вернее, попыталась. В последний момент, Кортикова ухватила противницу за предплечье, стиснув руку мертвой хваткой. Со всей силы рванула на себя, заключая в крепкие «показательные» объятия. А после, пользуясь методом «клин клином вышибают», припала к ее уху:
- Может и бревно! Только вот вылизывает он меня, а не тебя! Так вылизывает, что на стену лезу и ору на весь дом, как ополоумевшая! А ты…еще раз подойдешь ко мне, заговоришь, или же просто косо посмотришь…и, клянусь, я сломаю тебе руку!
Отстранилась Катерина резко. Брезгливо. Попятилась, отпуская на волю побелевшую до состояния больничной простыни Ольгу. Однако в следующий миг побледнела сама. Кровь отхлынула с лица, когда пришло осознание: Романов стоял гораздо ближе Вариной бабушки. Черт подери, он все слышал! О чем свидетельствовал и взгляд его, потухший. И ссутулившиеся плечи. И сбившееся участившееся дыхание.
Словом, друг едва сдерживал эмоции.
- Я…это. Кать…с прогулкой не получится. В другой раз. У меня…я пойду!
- Костя!
- Это выше моих сил!
- Я неспециально.
- Знаю. До встречи!
Он ушел. Быстро. А следом за ним удалилась и Ковалева.
Молча. Не прощаясь.
- Как ты, Катюша? – деликатно прокашлявшись, привлекла внимание Мария Васильевна.
- Спасибо. Все…хорошо.
Хрена с два!
Стыдно перед Романовым. Как же стыдно!
А если он… Варе расскажет?
О, Господи!
- Доченька, прости старую! Но, я наблюдала за тобой весь вечер.
- Правда? Зачем?
- Скажи мне, ты счастлива?
Банальный вопрос выбил почву у нее из-под ног.
- Я…не задумывалась, если честно.
- Так задумайся!
Счастлива ли она?
Серьезно?
Горло сдавил болезненный спазм. В глазах предательски защипало.
Никто ранее не задавал ей столь странных вопросов.
Ее искренний ответ был пропитан горечью:
- Иногда.
- Лишь иногда?
Легкий кивок.
- А хочешь счастливой стать?
- Конечно!
Загадочно улыбаясь, женщина направила Катерину к ближайшему дивану.
- В таком случае, я хочу дать тебе несколько жизненных советов! Следовать им, либо нет – сама решай. Но, знать желательно! Во-первых, ты не золотой червонец, Катя! И нравиться всем не обязана. Поэтому, наращивай-ка броню, чтобы не принимать выпады, подобные сегодняшним, близко к сердцу. Пусть сами захлебываются собственным ядом. Поняла? Во-вторых, запомни: завистники, злые языки были и будут всегда! Кости перемывают всем. И праведникам, и преступникам. Осуждают всех. И монашек и проституток. Так уж устроены люди. Не стоит обращать на это внимание. Они поговорят, и перестанут! Зато нервы твои целее будут. И, наконец, в-третьих! Живи одним днем, доченька! Прошлого не изменить. Будущего не угадать: ты можешь выйти в магазин, и не вернуться. Но, настоящее…настоящее нам даровано! Им нужно дорожить. Им нужно наслаждаться. Мы сами творцы своего счастья, Катюша! Хочешь быть счастливой – будь! Кто вправе запретить тебе?
