Софи схватила зелёную пилюлю и тут же проглотила, боясь передумать.
– Вот это по-нашему, – тихонько одобрил Киф. – Так и знал, что она фостернёт.
Глава 28
Сначала стало щекотно.
Словно под кожу попали миллионы жужжащих тварей, будоражащих каждый мельчайший нерв, и захотелось их стряхнуть, выцарапать ногтями, лишь бы выгнать вон.
Но тело не слушалось.
Застыло.
А потом нахлынула боль.
По жилам пронеслись вспышки молний, кровь полыхнула огнём, в мозг вонзились миллионы игл, гвоздей, шипов, и время остановилось.
А на сердце…
Навалилась свинцовая тяжесть.
Сокрушительная.
Непреодолимая.
Стало нечем дышать.
Мысли застыли на месте.
Тело отказалось работать.
Всё застыло, замерло, оцепенело, внутренности сжались от мучительных спазмов.
Сопротивляясь.
Отвергая.
Накатила тошнота, к горлу подступил комок, но вдруг пронеслась волна холода, притупляя боль, успокаивая, скрадывая горечь во рту, подавляя позывы.
Но другая боль осталась и росла с каждым судорожным глотком воздуха, пульсировала с каждым ударом останавливающегося сердца, пронзала и просачивалась всё глубже.
Пытка становилась всё мучительней, нестерпимей, и наконец внутри что-то прорвало.
Открылась новая незаживающая рана.
И в неё просочилась тьма, таившаяся в душе.
Укореняясь всё глубже.
Устраиваясь как у себя дома.
Чудовище исчезло.
Слилось с ней в единое целое.
И от этой мысли из груди вырвался утробный, звериный вопль.
Заглушивший все остальные звуки… чужие голоса.
Такие далёкие, на грани восприятия, что казались иллюзией.
Кто-то звал её по имени.
Что-то обещал, о чём-то умолял.
Но ей было всё равно.
Она не обращала внимания.
Даже на убаюкивающие мелодии, словно просачивающиеся под кожу.
В голове билась единственная мысль: прочь, прочь, прочь.
А сердце…
Так и не забилось.
И вдруг пронеслось что-то лёгкое, едва осязаемое.
Прохладный зелёный ветерок.
Поднялся и закружился в голове.
Окутал сердце.
Принёс покой.
Несмотря на боль.
И панику.
И нестерпимые муки.
Даже тьма угомонилась.
Отступила.
Затаилась до поры до времени.
А Софи всё парила, парила, парила в пустоте, оставаясь на месте благодаря дуновениям зелёного ветерка, хотя всё кругом померкло и стало расплываться, растворяться, исчезать.
Уноситься куда-то вдаль.
Не слишком ли далеко?
Она…
Послышался какой-то шум, всё громче и громче, и она очнулась от пронзительной, невыносимой боли, вопя во всё горло.
Мир стал холодным и жестоким.
Но внутри ещё теплилась жизнь.
И сила.
Воздух.
Чудесный, прекрасный воздух.
С каждым живительным вдохом время начало понемногу ускорять ход.
Ровный, словно удары сердца.
Забившегося с новой силой.
Голоса стали громче… кто-то кричал, кто-то шептал. Одни и те же слова.
Поспи, Софи.
Не сопротивляйся.
Смирись.
Снова подул зелёный ветерок, по языку скользнуло что-то сладкое, от чего она погрузилась в приятное, спокойное, блаженное забытьё.
* * *
Сознание возвращалось постепенно.
Сначала боль.
Потом кошмары.
И наконец туманные обрывки действительности, с трудом отличимые от видений.
– Где я? – с трудом выдавила она заплетающимся языком, удивляясь, как много сил на это ушло.
– У себя в комнате.
Над ней склонился какой-то размытый силуэт, и мозг Софи не сразу распознал образ обладательницы этого голоса.
– Мама?
– Да, – шепнула Эдалин, чмокнула её в щёку и выпрямилась.
Софи часто заморгала, чтобы разогнать туман перед глазами и как следует рассмотреть лицо матери.
– Что, всё было так ужасно? – с тяжёлым сердцем спросила она, заметив покрасневшие глаза и тёмные круги под набрякшими веками Эдалин.
– Да нам-то что, вот тебе здорово досталось, – Эдалин попыталась откинуть со лба Софи взмокшие волосы, но те словно приклеились. – Помнишь что-нибудь?
– Смутно, – призналась Софи. – Смахивает на какой-то нереальный бред, так что словами трудно описать. Ещё и в голове туман до сих пор.
Эдалин кивнула.
– Наверное, после снотворного.
– Снотворного? – рванулась было Софи от возмущения, но на грудь как будто навалился косматый мамонт… и, похоже, успел как следует потоптаться, потому что всё тело ныло до последней косточки, мышцы и нерва. – В прошлый раз снотворное принимать было нель…
– В прошлый раз всё было по-другому, – перебила Эдалин.
И заметно севшим голосом добавила:
– Насколько я поняла, сама-то не видела. И в тот раз не пришлось делать массаж сердца, чтобы его запустить.
– Массаж сердца?
Софи понимала, что хватит уже за всеми повторять, как попугай, но… никакого массажа сердца среди её отрывочных воспоминаний не было.
Зато теперь понятно, почему так ноют рёбра.
– Не помню такого, – призналась она.
– Ну… пожалуй, оно и к лучшему.
Судя по интонации, Эдалин, наверное, и сама бы хотела вычеркнуть этот эпизод из памяти.
Но Софи беспокоили другие, более важные вопросы. И самый главный:
– Так у них получилось?
– Кажется, да, – вздохнула Эдалин. – Точно сказать нельзя, пока ты сама не проверишь инфликцию. Только сначала тебе нужно набраться сил, а это может затянуться надолго. Не волнуйся, не так долго, как с тем эхом. Просто Ливви с Элвином советуют пока не принимать никаких эликсиров. Так что даже обезболивающего не дали.
– А как же снотворное? – удивилась Софи.
– Его дали совсем чуть-чуть, только для поддержания сердечного ритма, пока из организма выводились остатки лимбиума, – объяснила Эдалин. – Боялись, что сердце опять остановится. Но если хотели убедиться, что ничего лишнего твой организм уже не выдержит, вполне достаточно того, что ты три дня пролежала без сознания.
