Дело, однако, затянулось, и в Знаменку он выбрался только в середине апреля.
Увидев в воротах Вивенького и троих типов в котелках, Георгий почувствовал неладное.
– Беда, Преториус, – сквозь зубы проговорил Вивенький. – Все убиты. Все. – Заступил Георгию дорогу. – Да постой же! Выслушай!
Преториус обошел его и бегом бросился к флигелю.
– Их там нет! – крикнул Вивенький. – Да остановите же вы его, черти!
Типы в котелках только переглянулись, но с места не тронулись.
Георгий обошел комнаты, забрызганные кровью, вернулся во двор, опустился на скамейку, закурил.
Вивенький сел рядом и стал рассказывать, глядя в землю.
Беда пришла откуда не ждали. Вынырнула из небытия немая вдова Осота, да не одна – привела с собой толпу пьяных дезертиров. Может быть, она их и напоила. Ворвались в имение, открыли пальбу. Убили Сафо, убили ее детей, убили Георгия-младшего, убили няньку и горничную. Шурочки среди убитых не оказалось.
Анастасия, внучка покойной домоправительницы, которая жила в комнатке наверху, спряталась в кустах за старой баней и все видела и слышала.
Пьяные дезертиры не стали обыскивать сад, пограбили и ушли.
– Где она?
– Никто не знает, – ответил Вивенький. – Анастасия видела в поле какую-то женщину, направлявшуюся к лесу, говорит, похожа на Шурочку, но поди знай…
– А эта вдова Осота… как ее? Маруся?
– С ней покончено.
– Сами? Без суда?
Вивенький посмотрел на него со злобой.
– Ты с ума, наверное, сошел, Преториус. Сейчас кто прав, тот и суд. А прав – я. – Помолчал. – Сафо была формой моей жизни, ее границами… последней границей… Понимаешь?
– Пытаюсь…
Вивенький хотел сказать что-то еще, но не сказал.
Похоронив Георгия-младшего, Преториус пустился на поиски Шурочки, но они оказались безрезультатными.
22 ноября, в понедельник, дверь в камере распахнулась, и часовой крикнул:
– Кто тут Преториус? Ты Преториус? Выходи!
Поцеловав Шурочку, он провел ладонью по встрепанной голове Мишеля и вышел.
– Мадам Галифе явилась, – сказал часовой, – так что не бойсь, у нее все быстро…
– Комиссарша?
– Из Чека она. Шевелись, барин!
На двери, перед которой они остановились, было написано мелом «ВЧК».
Пропустив Преториуса вперед, часовой доложил:
– Гражданин Преториус по вашему приказанию…
– Свободен!
Когда часовой закрыл за собой дверь, Мадам Галифе вышла из-за стола на свет и остановилась в шаге от Преториуса. Половина ее лица была скрыта черной повязкой.
– Редкая у тебя фамилия, – сказала она. – Здравствуй, Жорж.
– Варвара, боже мой… – Он покачал головой. – Извини, отвык удивляться… Рад, что ты жива…
– Хорошие врачи.
– Чем же ты занималась все эти годы?
– Жила. А ты?
– Пытался жить.
– И что дальше?
– Об этом, наверное, тебе лучше знать.
Варвара фыркнула.
– Здесь со мной Шурочка, жена… Александра Яковлевна… Три года ее искал, наконец встретил… Бывают же чудеса…
– У Шурочки твоя фамилия?
– Да, но у вас она записалась под девичьей – Одново.
Варвара прерывисто вздохнула, усмехнулась.
Значит, когда Эринна и Коринна в Ницце рассказывали друг дружке о своих любовниках, они вели речь об одном и том же человеке – Георгии Преториусе.
– We are such stuff as dreams are made on, – проговорила Варвара, – and our little life is rounded with a sleep…
– Little life, – сказал Георгий, – она даже меньше, чем мы думали.
– Если я тебя отпущу, пропадешь, – сказала Варвара. – Расстреляют – не здесь, так в другом месте. Пройдет немало времени, прежде чем будущее вернется в настоящее. Но ты можешь уехать за границу, в Константинополь, с женой…
Он молчал.
– При одном условии, – продолжала Варвара. – С тобой отправятся четыре человека – капитан, механик и двое наших… Я говорю откровенно, Жорж…
Он кивнул.
– Ты же помнишь полковника Навму? В шестнадцатом году ты спас его от обвинения в шпионаже…
– Ты преувеличиваешь мою роль в том деле, Варвара…
– Как бы то ни было, он считает, что обязан тебе честным именем. Сейчас Навма командует контрразведкой у врангелевцев. Мы хотим, чтобы ты всячески рекомендовал ему тех двоих, что отправятся с тобой в Константинополь. Тебе он поверит. После этого можешь располагать собой как угодно. Если примешь это условие, завтра же утром с женой отплывешь из Севастополя.
– И с сыном.
Она ждала, вопросительно глядя на него.
– Его зовут Михаилом… Мишель… Он ранен, не знаю, доживет ли до Константинополя…
Она кивнула.
– Но я должен знать, кто эти двое.
– Петр Балмасов, бывший офицер, надежный человек, и Виктор Вивиани…
Преториус переменился в лице.
– Ты знаешь Вивиани? Вивиани де Брийе?
– Когда-то во Франции я знала его жену. Его рекомендовали люди, которым я полностью доверяю. А ты с ним знаком? Что можешь рассказать о нем?
– Не все мы умрем, но все изменимся.
– А в переводе на русский?
– Друг детства. Похоже, он сильно изменился после того, как весной семнадцатого пьяные дезертиры убили единственного человека, которого он любил, Сафо…
Варвара кашлянула.
– Софья Михайловна, его жена, – пояснил Преториус, – он звал ее Сафо.
– Little life… – Варвара со странной улыбкой покачала головой. – Так ты согласен?
– Navigare necesse est, vivere non est necesse.
– Резонером ты был, резонером и остался… – Голос ее дрогнул. – Но ведь мне нравилось, черт возьми, ведь с ума сходила, ведь все помню, все еще как помню…
Голос ее прервался.
Георгий молчал.
– Впрочем, прости… можешь идти…
– У этих двоих, у Балмасова и Вивиани, будет с собой оружие?
– Возможно.
– Тогда и у меня должно быть. Это единственное мое условие.
Варвара нахмурилась, но кивнула.
Когда он взялся за ручку двери, Варвара окликнула его:
– Жорж!
Преториус обернулся.
После долгого молчания, словно переборов себя, она сказала:
