Черт! Откуда мне знать, что «просто»?
Закрыл калитку и, выпустив собак из вольера, пошел в дом.
― Ивар, я могу убирать со стола? ― в гостиной меня перехватила Татьяна Леонидовна.
― Да, пожалуйста.
― Хорошо.
― Татьяна Леонидовна? ― позвал ее, когда женщина уже прошла в сторону террасы.
― Да, сынок?
― Если мужчина любит свою женщину, это не означает, что он подкаблучник?
Татьяна улыбнулась и, посмотрев на меня добрым материнским взглядом, тихо произнесла:
― Если мужчина считает, что любовь — это быть под каблуком, то он просто идиот.
― Понял, спасибо.
Она подмигнула мне и вышла на улицу.
Да уж, получил комплимент. Хмыкнул про себя и, почесав репу, пошел извиняться. По крайней мере я надеялся, что Ассоль не пошлет меня, даже не открыв двери.
Я, возможно, и идиот, но девочку обижать хочу меньше всего.
Бросил взгляд на стол у лестницы. Там стояла ваза с белыми розами. Отломал один бутон и, вдохнув запах, быстрым шагом поднялся наверх.
Была не была. Главное, не с фингалом уйти.
Остановился у двери, за которой жила Ассоль, и пару раз постучал по косяку. В ответ тишина. Снова постучал.
― Я с идиотами не разговариваю. Исчезните в своей спальне.
Понятно теперь с кем пообщалась малышка. Значит, таки идиот я?
― Ассоль, открывай, я с извинениями.
― Спокойной ночи.
― Ясно, ― хмыкнул я и, нащупав в кармане ключ, вставил его в замочную скважину.
― Так и знала! Извращенец. Я голая!
― Тем лучше.
Повернув ключ, я дал возможность Ассоль прикрыться прежде, чем я зайду в комнату. Как бы сильно я ни хотел увидеть ее голой, но позволить себе такую наглость без ее разрешения не мог. Все же я и так слишком на нее давлю. Но поступать иначе тоже не могу. Не в моем характере быть мягким.
Решив, что подождал достаточное количество времени, нажал на ручку и зашел в комнату. Нахмурился, встретившись с пустотой, но понимал, что Ассоль никуда не могла деться. Хотел посмотреть под кроватью, как услышал шорох. Резко повернул голову, заметив застывшую за дверями девчонку. Она выглядела решительной, но в то же время рукой сжимала на груди халат, боясь, что он распахнется.
― Чего удумала?
― Чего пришел? Я же сказала, что раздета.
― Я подождал, пока ты оденешься. И, кажется, ты вполне себе успела это сделать.
― Ок, я одета. Что еще?
― Я пришел извиниться, ― сделал шаг к ней, но Ассоль выставила руку вперед, тем самым останавливая меня.
― Извиниться можно и на расстоянии. Только у меня вопрос, за что ты будешь извиняться?
― За то, что сказал…
Она посмотрела на меня с интересом, слегка прищурив глаза.
― Про подкаблучников.
― Угу. Слушаю тебя внимательно.
― Я был не прав… извини меня за мои слова.
― Все? ― уточнила она, вздернув носик.
― А что?
― То есть ты пришел извиниться ради приличия? Но мнения своего не поменял?
Я нахмурился, не понимая, чего еще она от меня хочет.
― Ассоль…
― Ивар, ты считаешь, что мужчина, который искренне любит женщину, торопится к ней домой, скучает по ней, является подкаблучником. Это ненормально, понимаешь?
― Я не пойму, какое тебе дело до того, что я думаю на этот счет?
― Да никакого, ― выдохнула она и взялась за ручку двери, ― я буду спать.
― Как твой ушиб?
Ассоль молчала. Сглотнула и приподняла подбородок.
― Все хорошо, спасибо.
Я видел, что она без настроения, и мне это не нравилось. Какого хера она переживает о том, что я думаю на тот или иной счет? Ее каким боком это касается? Я уж точно никогда не стану подкаблучником.
Заметив грусть в глазах девочки, я выдохнул и подошел к ней вплотную. Ассоль прижалась спиной к стене, а я не собирался отстраняться.
― Ты не должна меня бояться.
― Серьезно? Ивар, у тебя настроение меняется каждые две минуты.
― Я понимаю, что бываю груб. Но это не значит, что я хочу тебе навредить.
― И мои синяки на подбородке тому не факт?
― Ассоль, ― я опустил взгляд на ее губы, а она, словно специально дразня меня, мазнула по ним языком.
По телу прошел разряд. Как‐будто током прошибло. Возникло желание сжать девчонку в объятиях и впиться поцелуем в ее сладкие губы. Черт! До чего же она хороша. Чистая такая, нежная. Пухлые губки дразнят меня, как юного мальчишку на первом свидании. Какого хера она со мной делает? Нет, не так, почему я реагирую на ее манипуляции как сопляк, готовый сдаться и пасть к ее ногам. Что за бред?
―Ты грубый и бесчувственный человек, Ивар. Но если ты не умеешь любить и понятия не имеешь, что такое быть поглощенным одной женщиной, тогда не нужно оскорблять других. Потому что нормальные мужчины не считают себя подкаблучниками. Они просто любят и знают, что их любят в ответ так же сильно. А ты просто эгоист, зацикленный на бизнесе и диктаторстве.
― Ассоль, не рычи…
― Оставь меня одну. Уходи!
Я не выдержал и резко прижал ее к стене сильнее, рукой прикрыл рот и, нависнув, склонился к самому лицу. Заглянул в ее испуганные глаза и, тяжело дыша, сдерживая себя из последних сил, хрипло произнес:
― Не нервируй меня, девочка, иначе это все может плохо закончиться.
И тут же отпустил, собираясь выйти из комнаты.
― Ложись спать. Утром поедем в клинику, тебе нужно серьезно обследоваться после вечернего падения.
― А кто меня обследует после тебя, после твоих нападок?
― С тобой невозможно разговаривать нормально. Почему ты такая вредная?
― А почему ты такой засранец?
― Не заговаривайся, девочка.
― Долго ты еще будешь держать меня в заложниках?
― Ты не в заложниках. Ты у меня дома, и прекрати придумывать то, чего нет. Ложись отдыхай. Утром тебя разбудит Вера.
Я закрыл двери и выдохнул.
Господи, невозможно с ней находиться рядом. Либо задушу, либо…
