Советский самолет врезался во вражеский – и оба они в мгновение ока превратились в огненный шар…
Разумеется, все эти события произошли за пару минут, но бывают в жизни минуты, которые уже никогда не забудешь. Слезы подступили к горлу, дыхание перехватило… Вечная память тем, кто без раздумий отдал свои жизни во имя Победы, которая была пока еще так далека.
Я много смертей повидал, но то, что увидел сегодня, было за гранью… Можно читать о том, как люди бились и умирали в этой страшной войне. Но когда своими глазами видишь, как советские летчики расстаются со своими жизнями легко, словно с раскаленными пулями, летящими во врага, – это пронизывает до самых дальних уголков задубевшей души, казалось бы, давным-давно равнодушной абсолютно ко всему…
Потребовалось страшное усилие воли, чтобы справиться с собой, взять себя в руки после увиденного – и начать думать снова… И действовать – иначе эти парни зря отдали свои жизни.
Да, колонну они уничтожили.
Но не всю.
Расстрелянные, разорванные бомбами останки грузовиков горели либо были разбросаны по обеим сторонам дороги грудами искореженного металлолома. От биплана, на полной скорости врезавшегося в центр колонны, осталось лишь чадящее месиво из обломков, перемешанных с тем, что минуту назад было двумя грузовиками. Но за пеленой черного дыма, стелющегося по земле, я видел, что самая первая машина стоит посреди дороги. Фрицы благоразумно из нее повыскакивали и пока не собирались возвращаться, опасаясь, что советских самолетов могло быть и больше – никто не гарантировал, что сейчас еще пара звеньев не прилетит со звездами на крыльях и бомбами под брюхом.
И тогда мы с Иваном переглянулись, вскочили на ноги – и побежали со всех ног к тому грузовику. Немцы, залегшие в канаве и рядом с ней, что-то кричали нам вслед, но мы не оборачивались, а лишь прибавляли ходу, хотя казалось, что быстрее бежать невозможно.
И мы добежали!
Двери кабины грузовика были открыты, мы запрыгнули внутрь. Иван уже традиционно на место водителя, а я на пассажирское, распоряжаться двумя автоматами – своим и сержанта. Надо сказать, что к походу мы подготовились основательно – по практически новому MP-40 на каждого, по два подсумка к ним. Итого семь магазинов на брата, стреляй не хочу. Ну и какой фриц без пары гранат-«колотушек» за поясом? Правильно, не классический фриц, потому гранаты у нас тоже имелись. И сумки тоже с продовольствием и всем необходимым. Банки с противогазами и саперные лопатки мы поснимали уже на ходу, когда грузовик рванул вперед, как застоявшийся конь, – неудобно с ними в кабине, да и, по идее, на фиг они нам не упали. Противогазы фрицы, по ходу, таскали на себе всю войну, опасаясь отравляющих газов, которыми сами же развлекались в Первую мировую, так что ребристые громоздкие контейнеры нам точно без надобности, да и окапываться мы тоже не собирались. Потому этот лишний груз я в окно выкинул и, проверив автоматы, приготовился в случае чего выбить каблуком лобовое стекло и начать поливать супостатов из двух стволов.
Но поливать никого не пришлось. По ходу, на постах все были в курсе чего-то, неведомого нам, и, лишь глянув на номера грузовика, тут же экстренно поднимали шлагбаумы. И честь отдавали заодно, прям словно генералы какие едут. Ну и ладушки, ну и хорошо. Главное только, чтоб ходовая не отвалилась, так как Иван гнал не по-детски.
Ясное дело, такая лафа рано или поздно заканчивается. Рано или поздно фрицы поймут, что ценный грузовик угнали не свои, а не пойми кто. А потом еще и сопоставят данную инфу с темой насчет двух мотоциклистов, которых ищут за выпил некоторых несостоявшихся героев Третьего рейха.
И тогда начнется веселье…
Но пока оно не началось, Иван давил на педаль газа, порой успевая объезжать колдобины, а иногда и нет, и тогда грузовик сотрясался и стонал всеми своими стальными кишками, словно раненый олень. Но сержант, не обращая внимания, гнал машину на предельной скорости, которая медленно, но неотвратимо двигалась по воображаемой мною карте к точке, над которой буквами цвета крови была начертана надпись: «Чернобыль»…
* * *
Чем дальше мы продвигались на восток, тем страшнее становился окружающий пейзаж. Видимо, немцы уже поняли, что с «молниеносной войной» у них получается как-то не очень, и уже не тратили силы и средства на расчистку оккупированных территорий. То тут, то там возвышались кучи искореженного, закопченного металла, совсем недавно бывшие танками и пушками. Пару раз мы видели глубокие воронки от авиабомб, заполненные черной массой, которую никто не удосужился присыпать землей – трупы просто сваливали в эти воронки, обливали бензином и поджигали. Своих-то, наверно, они еще отправляли в Германию, так что понятно было, чьи это тела…
Когда же мы проехали покосившийся, пробитый несколькими пулями дорожный знак «Коростень», пейзаж вокруг стал просто ужасающим. Судя по всему, тут был неслабый советский укрепрайон, который довольно долго сдерживал наступление фашистов – и был взят сравнительно недавно очень дорогой ценой. Земля была истерзана траншеями, словно глубокими ранами, километры проволочных заграждений превратились в мешанину из колючего металла, земли и человеческой плоти. Особенно отпечаталась в памяти картина – чья-то рука, торчащая из огромного окровавленного клубка «колючки», спутанного взрывом в нераспутываемый ком…
А еще возле взорванного дота я увидел множество мертвых тел в советской форме, с которых домовитые немцы поснимали сапоги. Ясно. Врага, который слишком сильно сопротивляется, фашисты предпочитали в живых не оставлять. Себе дороже. Такие при любом удобном случае постараются перегрызть горло конвоиру, отобрать оружие и применить его по назначению. А судя по количеству сожженных немецких танков, это были именно такие солдаты.
– Вечная память героям, – прошептал я.
– Вечная память… – эхом отозвался сержант.
Еще примерно час мы тряслись по разбитому шоссе, пока не уткнулись в довольно-таки неплохо укрепленный блокпост, что лишний раз подтвердило мои догадки. Просто так городить столь серьезное укрепление никто не будет, тем более на уже оккупированной территории, а тут фрицы постарались на славу. Мешки с песком, пулеметные гнезда, наспех сколоченная из досок наблюдательная вышка. Перед укреплением – забор из колючей проволоки с воротами, обмотанными ею же. Плюс справа-слева от шоссе колышки торчат, на которых прибиты таблички с лаконичной надписью «Minen». Понятно. Это чтоб умники вроде нас не решили обогнуть укрепление, съехав с шоссе.
В который раз за последнее время я решил, что мы плотно влипли, и приготовился дорого продать свою жизнь, но Иван спокойно остановил грузовик перед воротами и негромко сказал:
– Думаю, обойдется.
Насчет этого у меня были серьезные сомнения, но я решил не дергаться, пока ситуация не станет совсем уж критической.
Из недр блокпоста вышел немец в офицерской форме – надеюсь, я когда-нибудь научусь разбираться в их знаках отличия. И в советских петлицах заодно, так как до введения погон оставалось еще около полутора лет, и что значат эти треугольники-квадратики-шпалы, я представлял весьма смутно.
