Значит, надо действовать по-другому. Но как? Как загладить обиду, которую холили и лелеяли целых четыре года?! Тут ведь не поможет ни один букет. Надо разговаривать убеждать, обхаживать… Возможно, проявить немного больше настойчивости, чем я привык проявлять, всегда окруженный женщинами, готовыми сами прыгнуть ко мне в постель.
Со стороны ребенка тоже вполне можно действовать, раз она ко мне так сразу прониклась. Матери ведь абсолютно серьезно считают, что дети и лошади хороших людей не боятся… Конечно, дети не мой конек – но ведь и не чей поначалу. Буду пробираться наощупь, действовать по интуиции. Посмотрим, как Лиля мне откажет, когда я приду к ним с тремя билетами… ну, допустим в цирк. И вручу их напрямую Машеньке.
Сам себе усмехаюсь – раскатал губу, Наполеон хренов… Надо сначала выяснить, может, это вообще не мое дитя.
Снова кручу в руках подарки, всматриваюсь, подношу близко к глазам. Даже нюхаю. Иррационально мне хочется расшифровать это подношение. Понять предпочтения этого ребенка и сравнить их с моими, детскими, найти параллели и похожести. Понятно, что я не увлекался куклами и тортиками, и все же, возможно проследить нечто наследственное… Пытаюсь вспомнить, забивал ли я в детстве карманы мелкой ерундой, позже раздавая ее понравившимся мне знакомым…
И вдруг понимаю, что все это глупости. Потому что, по большому счету, мне плевать мой ли это ребенок. Я хочу Лилю себе. Даже если она сделала тогда аборт и позже родила неизвестно от кого. Даже если у нее есть другой. Даже если не любит меня больше.
Стиснув челюсть, сжимаю игрушки в кулаке. Я. Хочу. Ее. Себе. Повторяю как мантру снова и снова. Хочу. Себе. Точка.
И добьюсь ее – чего бы мне это не стоило. Потому что я всегда добивался своего в жизни, и нет никакой причины, чтобы в этот раз получилось по-друго…
– Здесь нет проезда, Александр Борисович, – неожиданно встревает в мой аутотренинг водитель, останавливаясь напротив забаррикадированного клумбами въезда во двор. – Будем объезжать с другой стороны или пройдетесь?
– Пройдусь, – коротко отвечаю, взглядывая на часы и понимая, что все приехал слишком рано. Выхожу из машины вместе с купленными цветами и коробкой дорогих конфет, бросая водителю: – Жди здесь. Я позвоню, когда можно будет уехать.
Морщась от солнца, задираю голову и оглядываю старый жилой комплекс со стороны улицы. Что ж, неплохо… Не новостройка и не бизнес-класс, конечно, но вполне себе приличное жилье для одинокой девушки с ребенком и мамой. Почти центр. Наверняка, квартира в наследство досталась.
Все также осматриваясь, обхожу цветочные баррикады, явно установленные, чтобы чужие машины не парковались во дворе, и захожу в полутьму, под арку дома, который идет параллельно улице. Хочу достать мобильник – посмотреть точное расположение ее подъезда в этом комплексе…
И понимаю, что в свободной руке все еще зажат пупс вместе с расческой и тортиком. Открываю ладонь…
– Твою ж дивизию! – громко ругаюсь.
Оказалось, что тортик от тепла руки расплавился, потерял форму и сросся со всем остальным, облекая в свою субстанцию и расческу, и несчастного пупса! Вот я кретин!
Следующие несколько минут я провожу, отложив конфеты и цветы на ближайшую скамейку и пытаясь разлепить получившегося пластелинового монстра на отдельные составляющие. Кое-как у меня получается, хотя на кукле остаются грязно синие разводы, которые теперь надо где-то отмыть. За неимением воды, слюнявлю палец и пытаюсь оттереть въедливую краску.
Надо сказать этой девчонке, что торты синими не бывают! Как, впрочем, и идиотов, умудряющихся испортить незамысловатый детский подарок.
Уже без всякой надежды, еще несколько минут я пытаюсь придать тортику его утраченную форму. Но у меня получается в лучшем случае кулич, слепленный неумелой хозяйкой. Синий. С зелеными пятнами по всему полю.
Слегка приминаю верх, чтобы сделать кулич ниже и… превращаю его в лепешку. Снова ругаясь себе под нос, перестаю бороться с собственными пальцами и выбрасываю уже совершенно бесформенный кусочек пластилина в кусты. Надо будет извиниться и сказать, что я не устоял и сожрал тортик. Это же еда, в конце концов!
И тут мне становится не до тортиков и куличей. Потому что мимо, по внутренней дороге уютного дворика проезжает белый внедорожник, из приоткрытого окна которого я слышу знакомый и отчаянный детский визг:
– Дядя Саса!!
Окно тут же закрывается, машина дает газу, направляясь к другому выходу из двора…
Я прихожу в неистовство. Их похитили! Мою Лилию и моего ребенка, кровного или нет! Их обеих украли и увозят неизвестно куда! Возможно, ради выкупа!
4-2
Кровь вскипает, мысли взрываются в пенистую кашу. Секунду я стою на месте, пытаясь решить, что предпринять, а потом ноги сами бегут обратно на улицу. Ноги быстрее мозгов поняли, что за машиной им не угнаться, и надо ехать в обход – пытаясь объехать двор быстрее, чем белый внедорожник выедет на трассу!
Слава богу, Вадим не вышел из машины купить кофе, все так же сидит за рулем, прикурив сигарету… Топая по брусчатке, как африканский слон, добегаю, рывком открываю дверь.
– Вперед! – задыхаясь, командую оторопевшему водителю. – В объезд… надо успеть… белый Мерс… надо догнать…
Вадиму явно не хватает впечатлений в жизни, потому что он с готовностью и даже радостно устремляется в погоню. По дороге я вспоминаю последние несколько цифр из номера машины, которые запомнил благодаря своей отличной визуальной памяти.
И когда мы выезжаем на трассу, параллельную той, по которой ехали сюда, я уже готов – ищу это гребанный белый Мерс с тем же номерным окончанием. Приказываю искать и Вадиму, и через несколько минут совместных усилий, мы выстраиваемся четко позади той самой машины.
– Позвонить в полицию? – спрашивает водитель, уже начиная набирать номер.
– Звони! – тут же решаю я. – Если это похищение, успеют перехватить на выезде из города, а если нет, я оплачу ложный вызов…
У меня в первый раз зарождается смутное подозрение, что я мог ошибиться, и Лилю с малышкой никто не похищал. Подозрение, которое я всеми силами стараюсь отмести, потому что оно крайне неприятно и очень сильно бьет по самолюбию. В какой-то момент мне даже хочется, чтобы все это оказалось похищением, а не… побегом от меня.
Чушь! – мотаю головой. Никакой это не побег. С какой стати ей бегать от меня? Еще и при полном расположении ко мне ее матери.
Значит, все-таки похищение. Снова цепенею от страха, к которому, однако же примешивается предвкушение, каким рыцарем я буду выглядеть в ее глазах, когда спасу. Наказываю Вадиму держаться близко, но не очень заметно, и параллельно набираю в телефоне номер, который сразу же, как только мне его сообщили, занес в контакты.
– Светлана? – вспоминаю имя тут же ответившей матери Лили.
– Д-да… – отвечает она, отчего-то заикаясь.
